[МЕТАКСА™]

Дальше начался кошмар. Проснувшаяся Ксения, избегая разговоров о беременности, начала просить у меня деньги, я предлагала ей еду, предлагала купить одежду, но она просила денег, не объясняя, впрочем, на что. «Что, Ксюх, на дозу надо?» – Ромка, скрестив руки на груди, смотрел на Ксению с презрением. «Дурак!» – зарыдала она, и я вытолкнула Рому из комнаты.

Ксения билась в истерике, и я не знала что делать. Через 5 минут вновь зашел Ромка и протянул распечатку: «Мам, вот адрес и телефон наркологической клиники, скачал из интернета. Звони. Если реально хочешь ей помочь»

Спустя несколько часов, определив Ксению в клинику и поговорив с врачом, я заехала за Лешей. Мы сели в китайский ресторанчик и я начала рассказывать. Ксения, как сказал врач, вполне может вылечиться. «Стаж» небольшой – месяца три. Дозы маленькие. Лечение, правда, стоит недешево. По поводу беременности – сделали ультразвук, срок, оказывается, уже четыре месяца, а не два, как говорила Ксюша. То есть она скрывала от меня реальный срок, надеясь получить деньги на аборт. «На аборт ли? Может, на дозу?» – спросил Алексей. Я, вздохнув, промолчала и через пару минут закончила рассказ, обрадовав Лешку, что с малышом скорее всего все в порядке, видимых отклонений нет. Обещали ставить капельницы, чтобы «поддержать» ребеночка. Навестить можно дня через три.

В четверг я сидела у Ксении в палате. Она с ненавистью смотрела на меня, покусывая уголок пододеяльника, и я не узнавала милую девочку, с которой играли в прятки мои мальчишки.… Не буду пересказывать весь наш с ней разговор, он был слишком долгим, скажу лишь, что мы договорились о том, что Миша признает себя отцом будущего ребенка, что Ксения, выписавшись из клиники, уедет к тете Вале под Нижний Новгород, подальше от компании наркоманов, а перед родами вернется в Москву. Я была счастлива, что мне удалось убедить Ксению сохранить жизнь малыша.

Бабушка, конечно, узнала обо всем случившемся. Сказать, что она очень переживала – это не сказать ничего. Оказалось, что настоятель храма благословил Мишу поступать в Духовную Семинарию после окончания школы, чтобы он стал священником, а теперь, из-за произошедшего, это невозможно. Бабушка настолько была потрясена этим, что попала в больницу с сердечным приступом. Ромка злился на меня. Алексей – тоже, хотя не показывал вида. Он очень уставал в последнее время, а тут еще деньги, отложенные на покупку новой машины, пришлось потратить на реабилитацию Ксении. Миша был молчалив, выглядел совершенно подавленным, но не отказался от своего «отцовства». Приходил из школы, и, переодевшись, уходил в храм, возвращался домой вечером, зажигал лампадку и долго молча стоял перед иконами. Я пыталась поговорить с ним, но он отвечал односложно, и беседа как-то сама собою прекращалась. Одна лишь Машенька поддерживала нас с Алексеем. Она ездила в больницу к бабушке, мыла посуду, и, за что я была ей очень благодарна, садилась рядом, обнимала меня, и мы с нею долго сидели, разговаривая о чем-то незначительном…

Через три недели мы с Лешей забрали Ксюшу из больницы и отвезли ее в деревню. Купили компьютер, чтобы ей не было одиноко. Тетя Валя, мамина сестра, и матушка Наталья, которым я передала все рекомендации врача, обещали присмотреть за Ксенией. У матушки Натальи две старшие дочки были ровесницами Ксюши, и я надеялась, что скучать она не будет.

Прошло два месяца. Ксения поправилась, порозовела – деревенская жизнь пошла ей на пользу. Она увлеклась плетением корзин – муж тети Вали подрабатывал таким образом. Ксения плела смешных куколок, соорудила для них домик.

Бабушка вышла из больницы осунувшаяся и бледная, как мел. Со мной, Лешей и Мишей практически не разговаривала, сидела, закрывшись в своей комнате. Общалась только с Ромкой и реже – с Машенькой.

Когда Ксения была уже на девятом месяце, она звонила нам каждый день, порой по нескольку раз, говорила, что скучает по дому, по маме, по Москве и мы с Лешкой смилостивились и решили ее забрать пораньше, чем планировали – вроде все было нормально, срыва не предвиделось.

Если бы я могла знать, что делаю это зря! На другой день после нашего приезда, вечером, Ксюши не стало. Она, вопреки моим предупреждениям, встретилась со своей компанией, где ей предложили «дозу», а она не отказалось. От наркотика Ксения впала в кому и умерла через несколько часов, а ребенка чудом спасли. Малышка появилась на свет очень слабенькой, но выжила, несмотря ни на что.

Мы с Лешкой легко удочерили Ксюшину дочку, ведь Миша официально подтвердил себя отцом новорожденной девочки и передал опеку над ней нам, так как являлся несовершеннолетним. Света и Кирилл беспробудно пили, и их ничего не интересовало.

Сейчас, пять лет спустя, весь пережитый кошмар воспринимается уже не так остро. Расчесывая непокорные ослепительно-белые волосы пятилетней Катюши, нашей с Лешкой любимицы, я не понимаю, как могла жить раньше без моей ласковой девочки, без моей доченьки. Какая была бы жизнь, если б ее не было? Не знаю.

Наша Машенька выросла красавицей и умницей. Учится только на «отлично», собирается поступать в консерваторию. Она обожает сестричку, заботится о бабушке.

Миша все-таки поступил в семинарию. В следующем году заканчивает. Год назад женился на чудесной девушке. Она – реставратор икон. Через два месяца у нас будет внук. Или внучка.

Рома расстался с Настей, женился на ее подруге, окончил институт, давно работает – ремонтирует компьютеры и неплохо зарабатывает. Живет у жены.

У мамы все хорошо. Приезжает к нам каждые два три месяца, а раз в год, летом, мы выбираемся к ней.

Бабушка стала совсем старенькая, чаще всего сидит в тишине одна, вяжет, или, просто улыбаясь, смотрит в окно, на наш старый московский дворик, где, медленно кружась, осыпается пух с тополей…

Елена Живова