[Вудхауз]

Вот пример.

"Дизраэли сказал: "Возможно, что я совершу много ошибок в своей жизни, но я никогда не женюсь по любви".

Так он и поступил. Он оставался холостяком до тридцати пяти лет, а затем сделал предложение богатой вдове, на пятнадцать лет старше его, — вдове, волосы которой побелели за ее пятьдесят зим. Была ли это любовь? О нет. Она знала, что он не любил ее. Она знала, что он женился на ней из-за ее денег! Поэтому она поставила ему одно условие: она попросила его подождать год, с тем, чтобы дать ей возможность изучить его характер. И в конце этого срока вышла за него замуж.

Звучит довольно прозаически, довольно меркантильно, не правда ли? И все же, как это ни парадоксально, брак Дизраэли оказался одной из самых блестящих удач во всех анналах супружества, содержащих столько банальных, грязных повествований.

Богатая вдова, на которую пал выбор Дизраэли, отнюдь не обладала ни молодостью, ни красотой, ни блестящим умом. В разговоре она допускала смехотворные ошибки, свидетельствовавшие о крайнем ее невежестве в области литературы и истории. Например, она "не знала, кто появился раньше, греки или римляне". У нее был причудливый вкус в отношении туалетов, а ее представление о подобающей меблировке дома было эксцентричным. Однако она была гением, истинным гением в том, что является самым важным в браке, — в искусстве обращаться с мужчинами.

Она не пыталась противопоставлять свой интеллект интеллекту Дизраэли. Когда он приходил домой после нескольких часов надоедливых и изматывающих силы состязании в находчивости с остроумными герцогинями, легкомысленная болтовня Мэри-Энн позволяла ему расслабиться. Дом, к все большему его удовольствию, являлся местом, где он мог обрести душевный покой и наслаждаться обожанием Мэри-Энн. Те часы, которые он проводил здесь со своей стареющей женой, были самыми счастливыми в его жизни. Она была его подругой, наперсницей и советчицей. Каждый вечер он спешил из палаты общин домой, чтобы рассказать ей обо всем, что случилось днем. И за что бы он ни брался, он чувствовал поддержку Мэри-Энн, просто не веревший, что он может потерпеть неудачу, — а ведь это так важно.

В течение тридцати лет Мэри-Энн жила для Дизраэли, и только для него. Даже свое богатство она ценила лишь за то, что оно облегчало его жизнь. В ответ на это он сделал ее своей героиней. Он стал графом уже после ее смерти. Однако еще в то время, когда он был простым смертным, он уговорил королеву Викторию возвести его жену в сословие пэров. И в 1868 году она получила титул виконтессы Биконсфилд.

Какой бы глупой или легкомысленной она ни казалась на людях, он никогда не критиковал ее. Он ни разу не произнес в ее адрес ни слова упрека, а если кто-либо осмеливался посмеяться над ней, он яростно бросался на се защиту.

Мэри-Энн не была совершенством, и тем не менее, в течение трех десятилетий она никогда не уставала говорить о своем муже, превознося его и восхищаясь им. К чему это привело? "Мы были женаты тридцать лет, — говорил Дизраэли, — и мне никогда не было с ней скучно". (Между тем кое-кто полагал, что, поскольку Мэри-Энн не знала истории, она не могла не быть глупой!)

Со своей стороны Дизраэли никогда не скрывал, что Мэри-Энн была самым дорогим из того, что имелось у него в жизни. А каков был результат этого? Мэри-Энн часто повторяла друзьям их семьи: "Благодаря его доброте моя жизнь была сплошным нескончаемым счастьем".

Между собою они любили немного пошутить. "Знаешь, — скажет Дизраэли, — а я ведь женился на тебе из-за твоих денег". А Мэри-Энн, улыбаясь, ответит: "Да, но если бы тебе снова пришлось это сделать, то ты женился бы на мне по любви, не правда ли?"

И он соглашался с ней.

Нет, Мэри-Энн не являлась совершенством. Однако Дизраэли был достаточно умен, для того чтобы позволить ей оставаться самой собой. "