А Вы верите в привидения???

[Maryamka]

Осилила весь топик за 4 вечера!!!Сплю теперь плохо, мужа переложила (раньше он у стенки спал, а теперь я)
Лично я верю-сталкивалась с некоторыми явлениями, но мне никто не верит...Говорят-показалось....Но я-то помню, что сердце в пятки уходило...Жуть!
История 1. Лет 5-7 назад пошла с собакой в лес.Хотела около дороги пособирать на ужин. Лес в 15 минутах пешком. В общем, зашли мы с собакой в лес, иду себе спокойно, грибы ищу....Поднимаю голову, смотрю вперед..а там метрах в 10 из-за дерева что-то высокое и лохматое выглядывает(100% не медведь, они там не водятся, да и не похож)....Сразу позвала собаку и бегом оттуда...Девочки! Вы бы видели, как я бежала....1-ое место на олимпиаде могла бы получить. Больше одна в лес-ни ногой!!!

История 2. Сижу в деревне на печке, как-то не по себе, думаю: может на улицу выйти?Дома никого не было.И вдруг...стук в окно.Я пулей из дома вылетаю и сморю уже с внешней стороны:никого.Трясло потом долго...

Я вообще спать одна не могу, темноты боюсь....

[AZIOPKA]

Топик умирает. Спасибо за свуеженькие истории.
Народ, вы что, неужели больше никто не сталкивался?

[Несмеянка]

а , наверное, все уже рассказали... а новенькие не заглядывают к нам

[MeriUmniza]

Сообщение от Julindella

Топик умирает. Спасибо за свуеженькие истории.
Народ, вы что, неужели больше никто не сталкивался?

дааааааааааааа.... очень жаль, что так выходит... ведь интересно же всякую такую страсть читать (потом бояться!!!)...

[nun]

Ну ладно, вот вам мистика с другого форума )))

История моего деда, которую рассказала мама:

Шёл он ночью из гостей выпивши правда мимо кладбища, а так как по жизни любил петь -запел и вдруг перед ним останавливается тройка лошадей и в ней трое. Говорят: Здорово Санька!-садись подвезём! Спасибо, но мне не много осталось идти. Короче сел. Спрашивает их:"Ребята, а откуда вы меня знаете?"-Они (к примеру): Я Колька Ямской, другой (к примеру) Ванька Озёрский. И тут он офигел -все они давно уже на том свете не по своей воле! Один- утопленик, другой висельник, третий погиб. Как он их послал матом! Ха узнал наконец то засмеялись они и....все пропали. Он видит себя на карачках в озере(или болоте) и ещё бы шаг-всё! Утонул бы! Лето, лёгкий туман над полем. Подходит он к одной избе и увидел женщину, которая видать рано встала корову доить. Спросил её и оказалось, что он от своей деревни(точно не помню) на много километров. Даже на машине(которых толком тогда и не было) доехать было не реально!, тем более на лошадях!. Да и не пьянющий он был. Всё чётко помнит, а песню ещё затянул, как вызов- не боюсь! , когда мимо кладбища шёл...Вот такая история.....

[AZIOPKA]

О, пасиб.

[nun]

ВОТ ЕЩЁ ОДНА ИСТОРИЯ...

Ну, что в прудах и озерах живут водяные и русалки, в лесах - лешие, в домах - домовые, это было, как уже говорил, всем известно, почти обыденно и воспринималось как само собой разумеющееся.
Знали многие также, что души умерших могут прилетать домой, к родным, оставленным на земле, или в виде ласточки, голубя, если она (душа) принадлежала человеку доброму, светлому, или в облике совы, если покинула человека темного, угрюмого. Однако изредка случалось и так, что души являлись в точном образе тех людей, которым они принадлежали в земной жизни. Общение с такими душами умерших не поощрялось, более того - было предосудительным и даже греховным, как общение с неким наваждением, внушенным злою силою для соблазна.
...Филат был, пожалуй, самым незаметным человеком в деревне. Ничем не выделялся среди прочих мужиков - ни броским мастерством, ни буйным норовом, ни красными речами... Напротив, человек он был молчаливый, нрава тихого и покладистого, работал самые рядовые колхозные работы - на посевной подвозил семена, на сенокосе отбивал литовки и правил стога, на хлебоуборке отгружал зерно в мешках и бестарках... А войдя в года, больше всего сторожил - то на зерновом току, то в бригадной избушке. В селе вообще показывался редко, что делало его еще более незаметным человеком.
Но однажды случилось такое, что сделало его в некотором роде знаменитым в последний год жизни. Печально знаменитым, в самом точном смысле этих слов.
А случилось то, что умерла его жена, такая же тихая и незаметная, как он сам, и вскоре с Филатом стало твориться неладное. Филат шибко затосковал по своей умершей половине, и сын Куприян, живший с ним, и невестка стали замечать, что по ночам он вроде как бредит - беседует с покойницей. Сын сначала молча сочувствовал ему, потом стал увещевать и даже выговаривать, что нехорошо это и грешно - эдак тосковать по покойнику, беспокоить его дух и тем гневить Бога. Тогда Филат, спавший на печи, стал выходить ночью в ограду, чтобы его беседы с новопреставленной никому не мешали.
Один раз, проснувшись среди ночи, сын услышал, как заворочался на печи отец, как слез на пол, сдернул с вешалки свой дождевик и тихо, стараясь не шуметь, вышел в сени. Раньше бы Куприян не обратил на это особого внимания - мало ли зачем направился родитель ночью в ограду: скотину присмотреть, покурить от бессонницы или просто по нужде, - но теперь, помня о неладном, он решил проверить, что делает в полночь отец во дворе. И сам, наскоро одевшись, прокрался вслед отцу на крылечко. Увиденное так поразило Куприяна, что он оцепенел и не запомнил, сколько простоял на верхней ступеньке, впившись руками в перила.
Напротив крылечка, под навесом, на длинной козлине сидел в дождевике отец и живо разговаривал с невидимым собеседником. Невидимость эта объяснялась отнюдь не ночной темнотой, ночь, напротив, была довольно светлой, лунной и отец был виден прекрасно: отчетливо различались все его жесты и даже мимика. Но того, с кем он говорил, Куприян не видел и не слышал, хотя, судя по интонациям голоса, по вопросам отца, он был явно не один. И притом собеседницей его была женщина. Если бы не эта односторонняя слышимость, разговор был вполне обыденный, будничный. Сначала отец рассказывал сельские новости, говорил о домашних делах, о сыне, о невестке и внучке. Но потом он стал расспрашивать невидимку, как ей спится там, в лесу за поскотиной, не беспокоит ли трактор, пашущий рядом пары, не тесна ли могила, и Куприян с ознобом в спине понял, что отец опять беседует с покойной матерью. Когда же, повторив неслышимый вопрос: "Не собираюсь ли к тебе, говоришь?", Филат со вздохом сказал, что надо бы сперва с сеном убраться, с огородом, помочь сыну прибрать скотишко, а там уж к зиме видно будет, Куприян не выдержал и, весь дрожа, окликнул:
- Отец!
Разговор тотчас оборвался. Филат понурил голову, опустил плечи, замолчал, вроде как заснул.
- Тять! Что ты там бормочешь сидишь? Вот наваждение, ей-богу...
Куприян спустился с крыльца, подошел к отцу.
- С кем ты опять разговариваешь?
Филат поднял виноватое лицо, неловко улыбнулся:
- Мать приходила снова ко мне. Как не поговоришь? Родной же человек...
- Да что с тобой? Опомнись. Какая мать? Наша мать ушла навсегда, уж скоро месяц, как в могиле спит...
Куприян почувствовал прилив жалости к отцу, сел рядом с ним на козлы, приобняв его с непривычной нежностью, почувствовал, как завздрагивали плечи отца, и сам не выдержал, заплакал горькими слезами, приговаривая:
- Оставь ты это... Нехорошо это, неладно... Может, тебя в больницу свозить в район, врачам показать? Есть же лекарства такие, успокаивающие, усмиряющие...
- Да каки тут лекарства, сынок? Душа болит. А душу пилюлями не излечишь. Зовет она меня...
- Кто?
- Да мать.
- Как это "зовет"?
- Обыкновенно. Вот сплю я на печке - вдруг среди ночи просыпаюсь в тревоге, ровно кто под бок меня ширнул, и чувствую неодолимую тягу взглянуть из-за трубы на оградное окно. Потянусь, гляну - а там уж она, маячит в окне, бледная, худая, смурная, с открытыми недвижными глазами (будто не сам я закрыл ей глаза), и машет мне призывно рукой, выходи, дескать, жду, к тебе пришла. Ну, я дождевик или фуфайку на плечи - и в ограду. А она уже вот здесь, сидит на козлах с краешку. И я сажусь рядом. Начинаем беседовать...
- Ну, и о чем она...
- Я ж говорю: зовет к себе. Скучно ей там, видать, одной-то. Я другой раз уж думаю: а может, мне и вправду пора - долой со двора?
- Ну, что ты заладил, ей-богу! - всплеснул руками отчаявшийся вразумить родителя Куприян.
Как ни старался он, никакие уговоры и увещевания не помогали. Пробовал даже ругаться на отца, и стыдил его, и корил - тоже все бесполезно.
Филат вроде бы и понимал сына, порой давал туманные обещания "образумиться", но сам продолжал ходить на ночные свидания с покойницей. А когда ему стало совсем невмоготу от преследований, скандалов и нравоучений, нанялся он сторожить избушку седьмой бригады, полевой стан по-нынешнему, где косцы и метчики оставляли технику, инвентарь, иногда - лошадей. Домой приходил только изредка, днем, чтобы взять нехитрой еды, помыться в бане, а ночевал больше там, в бригадной избушке, в семи верстах от села, среди хлебов, лесов и волчьих логов. Ночевал чаще всего один, у колхозников седьмой бригады не были приняты ночевки в поле - семь верст до дому не считались расстоянием. Когда в сумерках скрывалась за косогором последняя телега, Филат чувствовал облегчение и даже что-то вроде радости: теперь уж никто не мешал ему беседовать со страшным, но таким притягательным призраком, прилетавшим к нему и сюда, в неближние леса, чуть не каждую ночь.
А если все же случалось, что кто-то из трактористов или метчиков оставался ночевать на полевом стане, то, наслышанный о странностях Филата, спать уходил на сарай, оставляя старика в избушке одного со своими причудами - ночными бдениями и беседами с невидимкой.
Однажды довелось ночевать и мне на том бригадном стане. Я тогда дергал веревочку (так называлась работа копнильщика) на "Коммунаре" у комбайнера Прокопия Жданова, человека на редкость добродушного и неунывающего, самым сердитым ругательством которого было - "ёшь твою в роги". Естественно - таковым было и прозвище.
Помнится, роса в тот вечер долго не выпадала, мы бросили жатву только к полуночи и решили домой не ездить, а заночевать в поле. Сначала расположились прямо на отволглых соломенных копешках, но было очень свежо, и кто-то предложил поехать в избушку седьмой бригады. Мы все, комбайнер, тракторист, отгрузчики зерна, охотно согласились, захватили котомки с остатками еды, сели в дощатый фургон, запряженный парой лошадей, и скоро подкатили к полевому стану.
Меня поразили темень и тишина, царившие здесь. Нас никто не встретил. Не залаяла даже собака. Одинокая избушка и стоявший на отшибе сарай, которые смутно просматривались во мгле, казались безжизненными. Мы уже решили, что на стане никого нет, однако когда зашли в избушку и Прокопий чикнул спичкой, то перед нами предстала неожиданная картина. На кровати в фуфайке и шапке сидел, нахохлившись, бородатый Филат. Он, прикрывая ладонью лицо от света, смотрел на нас каким-то усталым, отрешенным взглядом. Впечатление было такое, что мы оторвали его от неких важных дел или дум.
- Чего сумерничаешь, хозяин? Примай гостей, ёшь твою в роги! - бодро сказал Прокопий. Филат нехотя поднялся, молча зажег керосиновую лампу без стекла и снова сел на кровать, покрытую старым тряпьем.
- Не найдется ли чайку, дядя Филат? - спросил Прокопий все тем же бодро-непринужденным тоном, желая вызвать сторожа на разговор. Но Филат снова не произнес ни звука в ответ, лишь молча указал на старый, облупленный чайник, стоявший на буржуйке. Мы все испытывали чувство неловкости от того, что хозяин был явно не рад нашему ночному вторжению. А Прокопий, все еще не теряя надежды расшевелить его, сказал не столько с вопросительной, сколько с утвердительной интонацией:
- Видать, помешали тебе...

[nun]

Этот вопрос-утверждение прозвучал явно бестактно, ибо все мы тотчас поняли его скрытый смысл. Понял, конечно, и Филат, что имел в виду Прокопий. Но снова ничего не ответил, а только слабо и как бы обреченно махнул рукой и, поднявшись, вышел за двери.
Подавленные этой странной односторонней беседой, мы молча подогрели чай на железной печке, доели остатки съестных припасов и пошли спать на сарай. А когда проходили мимо Филата, сидевшего на крылечке, он, наконец, сипло выдавил единственную фразу, услышанную мною от него в ту ночь:
- Ложитесь в избушке, там теплее, а мне все равно не спать.
- Ладно, отдыхай, дядя Филат, мы как-нибудь на сеновале, - ответил Прокопий уже без нарочитой бодрой нотки, скорее даже с грустным сочувствием.
Сухо шуршавшее сено на сарае было устлано какими-то дерюгами. Мы легли на них вповалку, не раздеваясь. Мне досталось место с краю, напротив лаза в дощатом фронтоне. Лаз был обращен к избушке, и я долго еще смотрел на тускло светившееся оконце, в котором мелькала тень Филата.
Он то ходил из угла в угол, то присаживался к столу и, подперев голову рукой, недвижно смотрел на огонек, то выходил на крыльцо, но скоро опять возвращался в избушку, точно бы ждал кого-то.
С жадным вниманием, смешанным со страхом, я следил за ним, надеясь увидеть его встречу с призрачной гостьей, однако время текло, а к Филату никто не прилетал, не приходил. Наконец, огонек в окошке погас, избушку поглотила мгла, и я незаметно заснул под дружное похрапывание своих сотоварищей.
Когда закончились полевые работы и на бригадном стане сторожить стало нечего, Филат вернулся домой, похудевший, с запущенной бородой. И первое время, к радости родных, не возобновлял своих ночных бдений. Однако вскоре сын и невестка снова стали замечать, что он в полуночный час ведет беседы с покойницей. Надеялись, что эти вылазки во двор прекратятся с наступлением холодов, однако и морозы не остановили Филата. Он продолжал по таинственному зову выходить на свидания с тенью усопшей. Но, правда, недолго. В декабре, на Катерину-санницу, слег, стал жаловаться на боли в груди и удушье, проболел недели две и тихо отошел.
Суеверные люди не преминули увидеть в его кончине козни нечистой силы и утверждали, что это "она" его все же сманила к себе, а мыслящие более здраво говорили, что он просто схватил простуду, маясь от бессонницы и полуодетым коротая морозные ночи на козлах во дворе.

[nun]

У меня подруга,лет 10 назад похоронила отца.
Она была его любимицей и она его просто обожала..
Когда он умер она часто плакала,особенно когда дома не было никого.
Тосковала очень сильно. А однажды ночью,рассказывает, я его как наяву увидила, даже не поняла спала в это время или нет. Он ей пальцем погрозил и сказал "Не смей обо мне больше плакать, ты меня мучаешь".
Она хоть и скучала и тосковала, но теперь сдерживала себя и не плакала больше.Он больше даже не снился..
Мёртвых тоже нечего по пустякам беспокоить.

[nun]

ну и еще одна история с другого форума ))))
Впечатлет я вам скажу...

ладно, расскажу вам одну историю. сразу говорю, что не байка. правда.

мне было пятнадцать лет. я в то лето, как, впрочем, и каждое лето, проводила у бабушки с дедушкой. а у них персиковые деревья рядом с домом. и проблема была, когда персики зрели, что на них уйма охотников находилась. поэтому приходилось до часов трех-четырех каждую ночь сторожить, пока урожай не снимем.

так вот. умерла наша соседка в то лето. старая уже была, лет 90. и бабушка говорила, что не чиста она. наш дом-то стоит как на пригорке, а ее в низинке. схоронили соседку, остался ее муж один. и вот на третий день (вернее ночь) сторожили мы опять персики, болтали о всякой всячине. вдруг слышим, как калитка соседкина по камням заскрипела. а калитка у нее была тяжеленная, чугунная... дедушка мой говорит, пойду, мол, посмотрю, куда это дед Сашко (муж соседкин) ночью направился. я за дедушкой следом. подхожу, дедушка вниз смотрит, а там никого нет. калитка открыта. я говорю, куда ж дед Сашко подевался? то только плечами пожал. ну, несколько минут постояли мы, говорю, пойдем к крыльцу, к бабушке. нет никого.

вдруг калитка эта чугунная начинает закрываться и по каменюкам так тяжело скрежещет. я думаю себе, ничего себе, чудеса техники. ни ветерка тебе, ночь лунная такая и тихая, а калитка, которую я с трудом двигала, сама собой закрывается. и тут я отчетливо увидела, как крюк на калитке поднялся и опустился в замочное ушко...

говорю, дед, а что это?
он мне говорит, не знаю. берет меня под руку и ведет к нашему крыльцу, к бабушке. она-то этого не видела.
сели мы на скамейку и молчим. каждый думает, что это он увидел.

тут надо заметить, что дедушка мой был закаленный коммунист и закоренелый атеист до того момента.
бабушка спрашивает, а я толком и объяснить не могу.

и тут куст рядом с нами начал дрожать мелкой дрожью и послышался такой шелест... ну, как объяснить... и холодно внезапно стало так... словно в погребе. только этот холод прям до сердца пронимал. а ведь ни ветерка не было! и такой знойный воздух стоял все еще! было около 12 или часа ночи.

тут бабушка нас в дом стала загонять, говорит, мол, хватит на сегодня. я еще попыталась что-то вякнуть, но мне никто не дал.
дверь закрыли, дедушка исчез в комнате, а я на веранде еще топталась.
тут бабушка открывает опять дверь и как загнет 12 этажей матом! я даже не знала, что она так может!!!

вот.
отправили меня спать.
а на утро никто со мной это дело обсуждать не стал...



но одно я уяснила.
жизнь на похоронах не заканчивается...