Честный обмен. Повесть. (мини-сериал)

[Франческа]

Здравствуйте.
Если Вы не окончательно решили убрать эпизод про школу ... То как вариант развития событий, что бы Инга не болела в очередной раз, можно написать, что Сашка действительно накатал жалобу. Начались проверки в школе, комиссии и т.п. - эта нервотрёпка и длилась 2 месяца, заставив Ингу изрядно поволноваться. А в конце этого срока мальчишку и арестовали.
Надеюсь Вы не обижаетесь на вмешательство в Ваше творчество .

[sowm]

Сообщение от Франческа

Здравствуйте.
Если Вы не окончательно решили убрать эпизод про школу ... То как вариант развития событий, что бы Инга не болела в очередной раз, можно написать, что Сашка действительно накатал жалобу. Начались проверки в школе, комиссии и т.п. - эта нервотрёпка и длилась 2 месяца, заставив Ингу изрядно поволноваться. А в конце этого срока мальчишку и арестовали.
Надеюсь Вы не обижаетесь на вмешательство в Ваше творчество .

Спасибо за совет Я вообще крайне редко обижаюсь. И уж точно не на попытки помочь.
Подумаю еще - оставлять или нет.

[sowm]

До самого отъезда Инге казалось, что она оказалась в эпицентре торнадо. Лихорадочные сборы, переоформление документов, пристраивание Басика маме. Оказавшись в самолете, она посмотрела в иллюминатор на стремительно уменьшающиеся дома и заплакала. И поклялась что никогда – никогда! – не произнесет больше страшную фразу.

Первую неделю Инга чувствовала себя мошенницей, обманом пробравшейся в чужой рай. Но постепенно царящее вокруг ощущение бесконечного праздника захватило ее. Гремя и сверкая, неслась карусель организованного детского отдыха – дискотеки, купание, конкурсы, экскурсии, соревнования. Невозможно было грустить и рефлексировать в окружении счастливых детских мордашек, постоянно требующих внимания и заботы. Частично лежащий на душе Инги груз облегчил звонок Борису Николаевичу – муж Алены Игоревны пошел на поправку, врачи давали хороший прогноз.

Два месяца пролетели, как один день. В последний вечер, сидя в окружении ставших родными ребятишек у огромного прощального костра, Инга не верила, что все это было на самом деле. Отпуск, приближения которого она ждала с такой тоской, оказался самым замечательным за последние несколько лет. Чувство вины испарилось окончательно – необратимого не случилось, пострадавший по вине Инги человек поправился, о ее роли в происшедшем никто не знал.

Инга вернулась домой и с радостью окунулась в работу – началась подготовка к новому учебному году. Крылья, выросшие за ее спиной за прошедшие два месяца, легко носили Ингу по пустым школьным коридорам и по пыльным, остывающим от летней жары улицам. «Что ни делается - все к лучшему» - мудро заметил Борис Николаевич. Инга только счастливо улыбнулась в ответ.

Жизнь вошла в свою колею. Уроки, магазины, дом, родители… Про ведьму Веронику Ивановну Инга не вспоминала. Разве что иногда, лежа в кровати и ожидая прихода сна. Но соблазна воспользоваться заклинанием не возникло ни разу. Первая четверть закончилась быстро.

Седьмого ноября Инга вдруг решила сходить на праздничный салют. Доехала на метро до Василеостровской и пешком отправилась к стрелке Васильевского острова. Толпа вокруг, множество обнимающихся и целующихся парочек, родители с детьми, надутые гелием воздушные шарики – все это создавало праздничное настроение. Инга словно вернулась в детство, когда она, семилетняя, ходила с родителями на демонстрации. Тогда на улицах появлялись передвижные тележки, с которых торговали пирожками и лимонадом, а на мешковатые серые и черные пальто прицеплялись ярко-красные бантики. Громко играла музыка, привычно-угрюмые лица горожан освещались улыбками. Иногда дедушка доставал для маленькой Инги шарик, надутый газом. Его нужно было крепко держать за ниточку, чтобы не улетел, а он весело плясал над шумной толпой.

Сейчас летающие шарики продавались на каждом углу, ларьков и тележек торгующих едой и напитками, было предостаточно. И, все-таки, Инга на некоторое время почувствовала себя маленькой девочкой. Может, поэтому она не отвернулась, не прошла мимо, а открыто улыбнулась и взяла протянутое незнакомым парнем мороженное в яркой обертке.

- Угощайтесь, девушка! Вас как зовут, кстати? – парень пристроился рядом с Ингой.

- Спасибо. Меня Инга. А вы всем девушкам мороженое раздаете?

- Нет,- засмеялся парень. – Только вам. Вы мне с первого взгляда понравились. Я Петр. Можно с вами погулять?

Это прозвучало так… наивно. Инга работала в школе и неплохо знала нравы современной молодежи. Сейчас не принято было «гулять». Подростки теперь «тусовались», «перепихивались» и «колбасились». Девушка невольно улыбнулась:

- Ну, давайте… погуляем.

С Петром оказалось легко и… уютно. Он честно признался, что поссорился со своей девушкой.

- Чепуха какая-то получилась, - рассказывал он. – Пошли, говорит, в ресторан, посидим. Я ей говорю: на салют же пришли, чего в кабаке сидеть? А она – тебе денег жалко? Не в этом дело же! В любой день можно в ресторан пойти, а салют-то редко! Хотя, денег тоже немного у меня!

Он засмеялся. Инга вежливо улыбнулась – настроение потихоньку портилось. Открытый и простой мальчик Петя был явно не пара для усталой тридцатипятилетней учительницы. А тот продолжал болтать, не замечая перемены в настроении Инги.

- Я, вообще-то, всего год в Санкт-Петербурге. Работать приехал. С Урала, между прочим. Фирма наша тут филиал открыла, ну директор меня и отправил. Мне здесь нравится. И город красивый и девушки, - он заглянул Инге в лицо. – Ты, например. Ничего, что я на ты?

- Ничего, - отозвалась Инга. – Петя, тебе сколько лет, если не секрет?

- Двадцать семь. А тебе? Двадцать пять? Угадал?

- Примерно, - промямлила Инга. – Пришли уже. Ого, толпа какая! Не пробиться к набережной.

- Спокойно!

Петр крепко взял Ингу за руку и, легко раздвигая людей выставленным вперед плечом, потянул за собой. Уже через несколько минут они стояли перед гранитным парапетом набережной. Прогремел первый залп. В небе расцвели сказочные цветные фонтаны. Толпа закричала, задвигалась и Инга чуть не упала. Тогда Петр поставил ее перед собой и обнял, растопырив локти. Инга оказалась в кольце мужских рук, надежно защищающих от толчков. Она замерла. Осторожно повернула голову – Петр, как ни в чем не бывало, смотрел в темное, подсвеченное огнями небо и вместе со всеми громко кричал «ура». Почувствовав ее движение, он опустил лицо и подмигнул. Затем снова уставился в небо.

Инга отвернулась. Ярких сверкающих вспышек она не видела. Не слышала криков вокруг. Мир сузился до размеров живого кольца, охватившего ее. Это было глупо, несерьезно, стыдно, но это было именно так.

Часовой грандиозный салют закончился ужасающе быстро. Народ повалил прочь от реки. Петр опустил руки и Инга сразу почувствовала себя голой и беззащитной.

- Тебе куда? – поинтересовался парень.

- На метро.

- А-а-а… А мне по набережной, - он махнул рукой. – Тебя проводить?

- Да нет, спасибо. Я доберусь, - вежливый тон, которым был задан вопрос, разом отрезвил Ингу. – Счастливо. Спасибо за компанию. Приятно было познакомиться.

- Эй! – крикнул Петр вслед удаляющейся девушке. - Телефон-то дашь?

Инга, не оборачиваясь, отрицательно помотала головой.

[sowm]

Жизнь выцвела, как старая кинопленка. Мир вокруг стало серо-коричневым, размытым. Детский смех не радовал, а раздражал, музыка превратилась в какофонию, мяуканье Басика – в мерзкий вой. Инга слонялась по пустой квартире и стремительно погружалась в пучину депрессии. Она позвонила Борису Николаевичу, наплела что-то про плохое самочувствие и взяла неделю за свой счет.

Директор звонил каждый вечер, интересовался, как дела. Зная девушку больше двадцати лет, он по голосу понимал, что дело плохо, но помочь был не в силах. Инга решительно отказывалась от предложений навестить, поделиться проблемами, просто поговорить. Мамины робкие попытки выведать причину грусти категорически пресекались . Инга, как больной, умирающий зверь, забилась в нору и ждала. Либо выздоровления либо конца.

Впервые за тридцать пять прожитых лет она так остро почувствовала свое одиночество. Раньше ей удавалось в какой-то мере даже гордиться этим, цитируя с юности запавшее в душу стихотворение: «Уж лучше быть одной, чем вместе с кем попало». Теперь все изменилось. Полтора часа с открытым юношей Петром вывернули наизнанку представления Инги о главном и второстепенном, о жизни и счастье. Вдруг оказалось, что никакая независимость и гордость не сравниться с упоительным чувством защищенности и… принадлежности кому-то.

Инга мучительно сражалась сама с собой. До боли, до впившихся в ладонь ногтей сжимая руку, до скрипа стискивая зубы, она боролась с рвущимися наружу словами: «Предлагаю честный обмен…». Выменивать счастье, любовь, радость – это было так… унизительно, нечестно и… грязно. Инге хотелось настоящего – случайной встречи, вспыхнувшей между двумя людьми яркой искры, осторожного, смущенного сближения… К тому же, она поклялась, что больше никогда…

На седьмые сутки борьба закончилась полным поражением Инги. Завтра предстоял выход на работу – директор честно предупредил, что для дальнейшего отсутствия потребуется больничный, а Инга, как назло, была совершенно здорова физически. Она представила, как входит в учительскую, видит направленные со всех сторон сочувственные взгляды, слышит участливые вопросы… и все это – ложь! Все это – фальшь! Никому на самом деле не интересно как она себя чувствует, жива она или мертва, счастлива или подавлена… Да, Борис Николаевич, да, мама, папа… но это все не то! Инга с пронзительной ясностью поняла, что у каждого должен быть кто-то. Кто ждал бы с работы, волновался и доставал звонками в случае задержки… И наливал бы горячий чай: «Сиди-сиди, ты же устала», и подоткнул одеяло, и легонько целовал засыпающие глаза…

- Предлагаю честный обмен… - Инга даже оглянулась – кто это сказал? А губы сами произносили слова, рука сама складывалась в знакомую фигуру. – Настоящую любовь на… на… мои драгоценности!

Тр-р-р!

- На… все мои книжки!

Тр-р-р!

- На квартиру!

Тр-р-р!

- На работу! На летний отпуск! На все свободное время!..

Тр-р-р! Тр-р-р! Тр-р-р!

Инга упала на диван, скорчилась, вцепилась в волосы и не зарыдала – завыла. Отчаянный, бесслезный вой перешел в истерику. Она долго каталась по кровати, молотила кулаками подушку, и, кажется, билась головой об стену. Потом, обессилев, лежала, вздрагивая всем телом и глядя сухими глазами в потолок. Наконец встала и прошла в кухню.

Она наполнила и включила сверкающий огоньками чайник. Достала кружку. Бросила пакетик с заваркой. Налила кипяток… Движения ее были скупыми и размеренными, как у робота. Инга думала. В несколько глотков опустошив кружку, она аккуратно ополоснула ее, поставила на сушилку и, вернувшись в комнату, методично подготовилась к завтрашнему выходу на работу. Собрала сумочку, достала и погладила блузку, повесила на ручку шкафа деловой костюм. Потом легла, укрылась одеялом и моментально заснула. Она знала, что делать дальше.

[orange_lemon]

УХ!!!! Заинтриговали... Ждем...

[Если бы...]

оставьте про Сашку... оочень яркий эпизод...

[Лисюшка]

Хочу внести уточнения по поводу возраста, когда начиналась повесть Инге было 35 лет, прошел ведь уже год, значит 36 лет. Эпизод с Сашкой, я считаю, оставлять не нужно, может быть он яркий, но ненужный.

[~Катрин~]

Сообщение от sowm

Подумала и... удалила эпизод со школой. На фиг!

Ой, извините, я не претендовала на изменение содержания рассказа. Просто героиню жаль...

[~Катрин~]

Заинтриговали! Ждем продолжения!!!

[sowm]

Шесть уроков прошли мимо Инги, сосредоточенной на одной цели. Дети чувствовали странное состояние учительницы и сидели притихшие, словно напуганные. На переменке заглянул Борис Николаевич, глянул тревожно, однако расспрашивать не решился. Инге было все равно.

По пути из школы домой она остановилась у газетного киоска и скупила все газеты, печатающие частные объявления. Придя домой, поев пальто и сапогах прошла на кухню, села за стол и методично проштудировала их. Знакомого текста не оказалось ни в одной. Инга спокойно сложила газеты в стопку, отнесла на место и только тогда разделась и поела.

Теперь ее ежедневный маршрут обязательно включал подход к газетному киоску. Газет выходило много, в разные дни недели, так что почти всегда удавалось купить несколько свежих экземпляров. Объявления, поданного Вероникой Сергеевной не было ни в тоненьких, двухстраничных листках, ни в солидных изданиях типа «Реклама-шанс» или «Из рук в руки». Помня о первом случае, Инга внимательно изучала также объявления, размещенные на последних страничках обычных газет – «Аиф», «Комсомолка», «Деловой Петербург»... Тщетно. Так прошло три недели. Несколько раз Инга ездила на улицу Омскую, затаив дыхание входила под арку… И, разочарованно потрогав глухую стену, уходила ни с чем.

Незаметно – для поглощенной одним делом Инги – наступила зима. Под ногами захлюпало, темнота опускалась на город с каждым днем все раньше, промозглый холод в квартире сменился уютным теплом от нагревшихся батарей. В очередной раз притащив домой полную сумку прессы – по понедельникам урожай был особенно богатым – и безрезультатно пролистав ее, Инга поняла - надо что-то менять в алгоритме своих действий.

Она подошла к окну и задумчиво уставилась на лежащую внизу улицу – крохотные фигурки пешеходов, стремительные огоньки проносящихся машин, черные скелеты облетевших деревьев… От дыхания на оконном стекле образовался запотевший кружок. Девушка машинально провела пальцем… Возникла буква, другая, третья… Инга с удивлением прочитала «ПЧО». Болезненно нахмурилась… И криво усмехнулась, прозревая.

- Да, - обратилась она к сидящему рядом с хозяйкой на подоконнике Басику. – Какая же я идиотка, верно, Бас? Ладно. Предлагаю честный обмен…



На третьем уроке что-то несильно стукнуло Ингу в плечо. Подняв глаза от раскрытого журнала, она оглядела притихший класс. На столе лежал бумажный самолетик, сложенный из газетного листа. Инга даже не стала разворачивать его при учениках, убрала в сумку и продолжила вести урок. Дома она с удовлетворением прочитала знакомые строки: «Помогу исполнить мечты. Ведьма Вероника Ивановна». Правда, адрес был указан другой – Ленинский проспект, дом восемь, помещение триста двадцать пять. Это не имело значения. Главное, что все получилось. А золотой крестик - семейная реликвия - подаренный бабушкой за неделю до смерти: «Храни тебя Бог, деточка» - и ускользнувший в отверстие слива вместе с оборвавшейся цепочкой… Всего лишь украшение.

Спустя два часа Инга стояла перед зданием, похожим на завод времен развитого социализма. Огромный параллелограмм, густо усеянный рядами строгих прямоугольников окон, занимал не меньше квартала. Крохотная дверь, теряющаяся на фоне бесчисленного множества светящихся оконных проемов, притулилась точно по центру здания. Инге вспомнился Оруэлл, «1984». Чувствуя себя крайне неуютно, но не растеряв ни капли решимости, девушка потянула на себя тяжелую дверь.

Сразу за дверью стоял турникет и деревянная, наполовину застекленная будка с дедулей-вахтером внутри.

- Вы куда направляетесь, барышня? – строго поинтересовался он.

- Я в триста двадцать пятую, - без запинки выпалила Инга.

- Документик имеется?

- Да… наверное… - растерялась девушка – к такому повороту она не была готова. Судорожно порывшись в сумочке, с облегчением извлекла паспорт и протянула его в щель под стеклом.

- Ага. То-то же, - буркнул дедок, старательно записав данные в толстый потрепанный журнал. – Проходите. Порядок должен быть, сами понимаете. Время сейчас такое…

Не слушая, Инга устремилась в глубину здания. Изрядно поплутав угрюмыми коридорами и лестницами, соединяющимся друг с другом по какой-то сложной и нелогичное системе, она наконец оказалась перед ободранной фанерной дверью с табличкой «325». Старательно выровняв дыхание, Инга собралась как перед прыжком в холодную воду и постучала.

- Да-да. Входите!