Просмотр полной версии : СЛОВА-СТРОКИ ,которые взяли за живое
Гладко выбрита грусть… полутьма рассосалась по дому…
Сигарета...последняя …чтож..подходящий момент...
Угощайся…покурим одну, самый «старый знакомый»…
Ты теперь называешься так?… Твой излюбленный Kent…
Тереби мою руку… спроси как живется мне славно…
Расскажу… о хорошем.. я слабость стараюсь – в себе…
/если честно то проще молчать- ведь хорошего мало/
Расскажи лучше мне про себя.. не о ней... о тебе...
Я ведь так ничего и не знаю с той непрОжитой встречи…
Вроде кошку завел… вроде тачка и дом…все дела…
На плаву...молодец… ну а мне рассказать даже нечего…
Ничего не случилось потом. я ТОГДА умерла...
(c)
Как иногда созвучны стихи с настрением:005:
Я - четвёртая буква короткого слова «память»,
Ты меня произносишь, едва шевеля губами.
Я умею звучать, а ещё я умею таять -
Вот и всё, что бывает секретного между нами.
Я – осколок остывшего солнца в пустом стакане,
Отголосок, ослабленный временем, еле слышный.
Я – в ловушке недавнего прошлого, я - в капкане…
Ты бы спас меня, только спаситель ты никудышный…
Ничего, и в такой ипостаси есть много плюсов:
Можно быть совершенством и наперекор прогнозам
Сочетать совпадение мыслей и разность вкусов,
Наслаждаясь плодами случайного симбиоза.
Ничего, осознание слабости – тоже сила.
Настоящая сила умеет сказаться слабой…
Если б я хоть немножечко меньше тебя любила,
Я тебя непременно сама от себя спасла бы…
Вероника Сенькина
Знаешь, бывает порой — не по-детски глючит… криком кричи да упрашивай: шпаги в ножны!.. Просто у нас у обоих полно колючек. Как размножаются ежики?- Осторожно..... Рядом с тобою и мрак несказанно ярок, от поцелуя останется вкус черешни… да, мне прекрасно известно: я не подарок, ты же еще вредней и еще небрежней. Ты о любви не сказал мне ни полсловечка и не дарил цветов, даже если праздник; ты из себя несерьезного корчишь вечно, нервы щекочешь мне и все время дразнишь… Только когда от тоски ничего не лечит — ты обязательно спросишь: ну, что такое? Ласково-твердо притянешь к себе за плечи и, улыбнувшись, беду отведешь рукою....
Асмела
Не смотри на часы и выключи "аську"... дура...
Ну зачем ты ему? Ведь он же просто играет.
Без особых причин – ну такая вот в нем натура,
Как гитарные струны нервы перебирает.
Не ревнуй его, не держи пустоту руками.
Он, вот так же, терзается у монитора
И пытается боль, как и ты, заглушить стихами.
Все равно не выдержит.И сам уйдет. Скоро.
Улыбнись… Дай уйти ему просто, без сожаленья
Пусть порвет те нити, которые вас связали.
Он такой же несчастный, как ты, это вне сомненья.
Только жутко не хочет, чтобы об этом знали.
Не смотри на часы и выключи "аську". Дура,
Сколько можно лбом о Китайскую стену биться?
Он не любит – блажит. Такая вот в нем натура...
Отпусти его!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Пусть ему повезет влюбиться…
Людмила Шкилёва
Кузинатра
16.12.2009, 17:02
А прозу можно?
Над этими строчками я рыдала прямо в метро.. не могла удержаться:041:
Старый человек – как ноябрьская яблоня: все в нем засыпает. В ожидании ночи останавливаются древесные соки, зябнет и леденеет бесчувственный корень, и медленно, медленно поворачивается над головой рогатая ветка пыльного Млечного Пути. И, запрокинув голову, простерев сухие сучья к мохнатым от инея звездам, покорное бренное создание ждет, погружаясь в дремоту, не чая ни воскресения, ни весны, ждет, ждет, пока не накатит, все унося с собой, безмолвный, глухой вал времени.
Татьяна Толстая "Самая любимая"
olyn4ikk
17.12.2009, 11:23
стихи очень душещепательные!
The_Empress
17.12.2009, 11:43
Из Галы Рубинштейн.
...Я тебя очень прошу, не говори мне про любовь. Я слышать про твою любовь не могу. Пойми уже наконец, когда ты говоришь: "Я тебя люблю", так ты в эти слова один смысл вкладываешь, а я совсем другой смысл из них извлекаю. Как будто ты кладешь в шляпу апельсин, а я из нее достаю кролика. А ты меня потом спрашиваешь: ну как, вкусно? И я сразу в ужасе: мне что, его убить нужно? И съесть? А я его, наоборот, морковкой кормлю, и у него нос шевелится, и уши розовые просвечивают на солнце. А ты, ну та, между прочим, предлагаешь: давай я тебе его почищу. Я себе это представляю, и мне сразу дурно делается. Тошнит, голова кружится... Ну ладно, говорю, почисть... И ухожу из дома, чтобы этого не видеть. Возвращаюсь через час, а ты сидишь в кресле, весь пол в апельсиновых шкурках, а кролика нет нигде. Ты мне вкладываешь в рот дольку апельсина, и меня немедленно рвет от вкуса свежей крови.
Я думаю: убийца.
Ты думаешь: истеричка...
Из Галы Рубинштейн.
Супер! Очень пронзительно и точно! Прямо проняло
Олисандра
17.12.2009, 20:48
Для любящих солнце – ниже.
И воздух надеждой полон.
Для любящих звёзды – ближе.
И мир красотой очарован.
И сон застыл во мгновеньи –
Весь – боль или бред разлуки.
И радость прикосновенья,
Что так обжигает руки.
Для любящих – жизнь – как море.
И волны – игра, не больше.
Для любящих смерть – не горе,
А горе – забыть, нет горше
Забвенья родного смеха
И глаз, что сияют в полночь,
Как звёзды, как капли эха.
Забвенье их – это горечь.
Для любящих звёзды – ближе.
И солнце – как счастье – в полночь.
Для любящих жизнь из книжек –
Лишь тень, что сказать не может,
Как дороги искры света,
Как близки слова поэта,
Как много – одно лишь лето,
Как ждёт их любовь ответа.
Любимые – это вечность.
И жизнь – это та же сказка.
Любите – вот бесконечность,
И верьте – что всё не напрасно.
Олисандра
17.12.2009, 20:49
А белый снег шёл тихо за окном ,
Пылал огонь в растопленном камине,
Каким-то волшебством был полон дом,
На стёклах красовался в блеске иней .
Кружился запах ели срубленной с утра
Гирлянды лампочки мерцающе горели
В гостиной у накрытого стола
Рождественские песни дети пели
Звучала музыка красивая вокруг: Вивальди, Моцарта, Бетховена и Шнитке ,
Гора подарков кем-то сложенная в круг
Лежала будто изразцы старинной плитки .
А белый снег шёл тихо за окном ,
Как лёгкий пух паря в ночи январской ,
Мир наполняя зимним торжеством ,
И нежной, необычно-доброй сказкой.
regina.perchik
18.12.2009, 12:49
Из Галы Рубинштейн.
...!
Папский городок
18.12.2009, 13:17
Historia de un amor /
История любви
Ты сегодня не со мной, моя любовь.
Одиночество царит в душе моей.
Эту горечь расставанья
Бог послал мне в наказанье,
И не справиться мне с ней.
Ты один был смыслом жизни для меня.
И любовь к тебе - религия моя.
Над собою я не властна:
Без твоих объятий страстных
Не могу прожить не дня.
Это история о любви,
И нет такой больше другой.
Что есть добро и что есть зло,
Я поняла рядом с тобой.
Ты был светом моей жизни,
Только он теперь погас.
Как темно при этой мысли,
Что любовь ушла от нас!
Спасибо! Интересный вариант от женского лица...
Как заблудшую кошку, погладь по крутому хребту,
Против шерсти ли, по - не имеет особо значенья.
Я устала грести в одиночестве против теченья...
Да, банальная рифма, но чем заполнять пустоту?
Мне не хочется думать, я просто бросаю весло.
Дай мне руку, сюда, ты же чувствуешь гибкую спину?
Я невзгоды - камнями с горы наслаждения скину,
Понемногу лакая из блюдца ночное тепло.
Поцарапала? Значит, не стоило дёргать за хвост.
Говорят, это даже полезно - царапать немножко.
И к рассвету уйдёт на ночлег заходившая кошка,
Медной зеленью глаз отразив угасание звёзд.
Волка
Ну, какая может быть песня,
Захлебнуться бы своим воем,
Если даже одному - тесно,
А вдвоем - тогда тесней вдвое.
Если сдерживаться нет мочи,
Если было бы что сжечь - жгла бы,
Если учишься реветь молча,
Чтоб не трогали в метро бабы.
Если водки бы глотнуть - махом,
Чтоб больное обожгло горло,
Если всё потом послать нахрен,
Подыхать - так подыхать гордо.
И душой бы забивать гвозди,
Всё равно вместо неё - панцирь.
И с усилием жевать воздух,
Застревающий комком - в пальцах.
И забыть бы навсегда робость,
И кричать - а вам слабо, ну-ка?
И смеяться - улетев в пропасть.
Отпустить забыв твою руку.
(с)
Вероника Долина.
Тебя, как сломанную руку,
едва прижав к груди, несу.
Дневную дрожь – ночную муку,
поддерживая на весу.
Могла бы стать обыкновенной
сегодня же, в теченье дня!
Но и тогда в твоей Вселенной
не будет места для меня.
Тебя, как сломанную руку,
качать-укачивать хочу.
Дневную дрожь – ночную муку
удерживая, как свечу.
Безвременны, всенепременны:
Всего лишь гипс - твоя броня.
И все равно – в твоей Вселенной
не будет места для меня.
Тебя, как сломанную руку,
должно быть, вылечу, сращу.
Дневную дрожь – ночную муку
кому-то перепоручу.
- Все бесполезно, мой бесценный, -
скажу, легонько отстраня.
И никогда в твоей Вселенной
не будет места для меня...
Djadja Vasja
21.12.2009, 17:35
Из Галы Рубинштейн.
Это про меня. наверное...:005:
по поводу "Я свяжу тебе жизнь...", автор все-таки нашелся Валентина Беляева
http://blogs.********/list/lidia1949/71BC32984C6AF7B5.html
стихотворение, оказывается, давнее: 2002год
Olga Wins
23.12.2009, 22:32
по поводу "Я свяжу тебе жизнь...", автор все-таки нашелся Валентина Беляева
http://blogs.********/list/lidia1949/71BC32984C6AF7B5.html
стихотворение, оказывается, давнее: 2002год ну теперь будем знать, а то стихотворение-то часто везде пишут, и все без автора. На днях тут его цитировали в "Давай поженимся", сказали, автор неизвестен :)
***
Хоть порвись на клочья, хоть наизнанку вывернись –
Не спасти, да что там, просто не удержать.
У неё в глазах живёт золотая искренность,
Что куда больнее выстрела и ножа.
У её кошмаров – запах вина и жалости,
У бессонниц – привкус мёда и молока.
Будешь плакать? Пить коньяк? Умолять? – Пожалуйста.
Только лучше молча выпей ещё бокал.
Безысходность дышит яблоком – до оскомины,
Голубые луны светятся горячо.
Ей судьба давно отмерена и присвоена
Инвентарной биркой – лилией на плечо.
Да куда ты – брось рюкзак, не спеши, успеется.
Положи на место ключ... Я сказала – брось!
Это ей – дорожный знак, ветряные мельницы
И чужие жизни, прожитые насквозь.
А тебе – июльский вечер в саду под вишнями.
Сигарета, тремор пальцев, искусан рот.
Это больно, чёрт возьми, становиться лишним, но...
Потерпи, пройдёт. А может быть... нет, пройдёт.
(с) Светлана Ширанкова
Я сдаюсь.
Я проигрываю тебе, а ты проигрываешь со мной же.
Я не могу так больше
Устала, надоело.
Одиночество переливается у меня в венах
Вместо крови
И перемешивается с алкоголем и чем-то еще.
Я скучаю по тебе [безумно].
Но больше не могу кормиться невозможностью быть рядом.
Я ухожу, я начинаю все сначала.
Если ты попросишь - я вернусь.
А пока
Буду учиться быть счастливой без тебя.
Я хочу, я так страдаю.
Я люблю и утопаю…
Но там нет дна и нет тебя.
Прости за мою нетерпеливость,
За все что сделала
И за любовь.
Прости.
ЛЮБЛЮ…
Я сегодня твоя на всю ночь
Все слова и обиды - прочь
Мое тело готово к любви
Сердце громко стучится в груди
Ты возьмешь мою руку в свою
Ты мне скажешь: "Тебя я люблю"
И с тобой проведу я ночь
Все сомненья и страхи - прочь
Ты обнимешь меня и слегка
Закружится моя голова
Я твоя, я твоя без слов
Не увидим мы сладких снов
Мои губы горят в ночи
Мое сердце почти не стучит
Ты здесь рядом. Со мной. Ты мой!
Не пойду я сегодня домой
Ты целуешь мои глаза
По щеке покатилась слеза
Я беззвучно кричу в ночи
Помолчи для меня, помолчи+
Мы сольемся в движении тел
Это то, чего каждый хотел
Немой танец двоих в тиши -
Разговор ничего не решит
Твои губы напротив моих
Это счастье для нас+ двоих
Я закрыла глаза. Ты мой!
Отдаю тебя завтра другой
Мои губы шепчут тебе
Нет такого как ты на Земле
Я сегодня пришла, я твоя
Завтра станет пустой Земля
Завтра буду такой как всегда
Пусть проходят недели, года
Но сегодня я здесь, с тобой
И сегодня ты только мой
Твои губы, твои глаза
И опять покатилась слеза
На руках, на глазах твоих
Я оставлю след губ своих
Эта ночь будет нашей всегда
Пусть проходят дни и года
Вот уже наступает заря
Знаю я это было не зря
Эту ночь я запомню на век
Не был счастлив как я человек
Я узнала любовь по глазам
По соленым как море слезам
По движениям рук, по губам
По твоим не звучавшим словам
Я узнала твой крик души
Он в душе моей эхом звучит
Я молчу, ты уснул. Вот и все
Вот конец. Ты прячешь лицо
Еще слаб солнца утренний свет
А я вижу - нас вместе нет
La-GoGa
Спасибо большое за такие стихи. Отвал башки. Похоже на мою жизнь.
А чьи это?
*Lucky RabbiT*
27.12.2009, 01:53
:love:Это чьё???
М. Цветаева
С утра до вечера (весело про ревность)
Я тебя не ревную. Только, может быть, к уголку подушки, что во сне обнимаешь душно ты, уйдя от меня в покой. И немножко к лимонной дольке, у тебя в стакане тонувшей, да так и не утонувшей, спасённой твоей рукой. Я тебя не ревную. Разве это ревность - к зелёной блузке? Ты так любишь зелёные блузки, так радостно их надеваешь. У меня неприлично развит инстинкт сохранения сказки - и я целую тебя по-французски. Французистей не бывает.
Я тебя не ревную, что ты. Ну, бывает, к одёжной щётке. Но зачем же смешная щётка так страстно тебя касалась? Напиши на ладони ноты - я прочту их путём щекотки. И запомни язык щекотки - то, как это сейчас писалось.
Я тебя не ревную. Полным надо быть дураком, пожалуй, чтоб тебя ревновать к ступенькам, по которым стучит каблук. Я стою в середине комнат и нисколько, нисколько не жалуюсь. Только ревность мою репейником не отпускает стук.
Я бывал и прощён, и выжжен - и меня, как траву, косило. Я бываю и зол, и весел (ревновать - презабавный труд). Но к мурлычащей кошке рыжей ревновать перестать не в силах я тебя, утомясь от песен, ожидающий тех же рук.
Ты вернёшься, я понимаю. Оттого и не напряженье мной владеет сейчас, а вот лишь - ожиданье возни с ключом. Но когда я тебя обнимаю - я ревную тебя к отраженью твоему, на которое смотришь ты, мне глядящая через плечо.
(с) Виктория Райхер
La-GoGa
Спасибо большое за такие стихи. Отвал башки. Похоже на мою жизнь.
А чьи это?
да, мне тоже очень нравятся...
я их нашла на форуме каком-то про стихи о любви. я так поняла что автором был один из участников форума
Среди миров в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя
Не потому, что я Ее любил,
А потому.что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у нее одной ищу ответа
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света
И.Анненский
С утра до вечера (весело про ревность)
Удивительно и красиво. Как правило, цепляют стихи, которые созвучны человеку. А тут - совершенно не про меня. И мне непонятно. Но красиво и нравится.:love:
Среди миров в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя
Не потому, что я Ее любил,
А потому.что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
Я у нее одной ищу ответа
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света
И.Анненский
С этого стихотворения начинается книга П.Вайля "Стихи обо мне". Прочла их именно там, тоже очень тронули...
Окуджава Б.
Ещё он не сшит, твой наряд подвенечный,
И хор в нашу честь не споёт,
А время торопит, возница беспечный,
И просятся кони в полёт.
И просятся кони в полёт.
Ах, только бы тройка не сбилась бы с круга,
Бубенчик не смолк под дугой,
Две вечных подруги - любовь и разлука
Не ходят одна без другой.
Две вечных подруги - любовь и разлука
Не ходят одна без другой.
Мы сами раскрыли ворота, мы сами
Счастливую тройку впрягли,
И вот уже что-то сияет пред нами,
Но что-то погасло вдали.
Но что-то погасло вдали.
Святая наука расслышать друг друга
Сквозь ветер на все времена,
Две странницы вечных - любовь и разлука
Поделятся с нами сполна.
Две странницы вечных - любовь и разлука
Поделятся с нами сполна.
Чем дольше живём мы, тем годы короче,
Тем слаще друзей голоса,
Ах, только б не смолк под дугой колокольчик,
Глаза бы глядели в глаза.
Глаза бы глядели в глаза.
То берег, то море, то солнце, то вьюга,
То ласточки, то воронье,
Две вечных дороги - любовь и разлука
Проходят сквозь сердце моё.
Две вечных дороги - любовь и разлука
Проходят сквозь сердце моё.
Папский городок
31.12.2009, 19:38
Мне кажется, порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса...
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?
Сегодня предвечернею порою
Я видел, как в тумане журавли
Летят своим определенным строем -
Как по полям людьми они брели.
Они летят, свершают путь свой длинный,
И выкликают чьи-то имена...
Не потому ли с криком журавлиным
От века речь аварская сходна?
Летит, летит по небу клин усталый;
Летит в тумане, на исходе дня.
И в том строю есть промежуток малый -
Быть может, это место для меня?
Настанет день, и в журавлиной стае
Я поплыву в такой же сизой мгле,
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на Земле... (Р. Гамзатов)
Злюка-Клюка 16-ая
04.01.2010, 18:20
"Первая женщина моего сына"
Капелька человеческого потока,
может Наташа, а может Ирина,
где-то идёт, каблучками цокая,
первая женщина моего сына.
Первая в жажде, первая в поиске.
Вечная или случайная?
Где повстречается – в парке, в поезде?
Застенчивая? Отчаянная?
Светят коленками
в юбочках-мини
студентки и секретарши...
Ты, что проявишь мужчину в сыне,
моложе его или старше?
Если старше...
Смиренно прошу, не воинственно:
слов не прячь сокровенных, нежных,
не вымещай
на моём, единственном,
обиду на прежних.
Чтоб не прошла ты, первая женщина,
по душе сыновней, как трещина.
Чтобы не проклял твои он двери,
чтобы, ликуя, сердце – в ребро,
чтобы шёл от тебя и верил,
что женщина – есть добро...
Ну а если моложе,
если
цел ещё и косичек лён, -
я хочу, чтоб в тебе воскресли,
сын мой, рыцари всех времён.
Чтоб от первой взрослой постели
глаза её не опустели.
Чтоб тобой человечность мерила,
в голосишке чтоб – серебро,
чтобы шла от тебя и верила,
что мужчина – это добро.
(Нора Яворская
мурашки по коже...
Из Галы Рубинштейн.
Сколько правды в словах! Кажется, она и обо мне....
Я сдаюсь.
Я проигрываю тебе, а ты проигрываешь со мной же.
Я не могу так больше
Устала, надоело.
Одиночество переливается у меня в венах
Вместо крови
И перемешивается с алкоголем и чем-то еще.
Я скучаю по тебе [безумно].
Но больше не могу кормиться невозможностью быть рядом.
Я ухожу, я начинаю все сначала.
Если ты попросишь - я вернусь.
А пока
Буду учиться быть счастливой без тебя.
Я хочу, я так страдаю.
Я люблю и утопаю..
Но там нет дна и нет тебя.
Прости за мою нетерпеливость,
За все что сделала
И за любовь.
Прости.
ЛЮБЛЮ..
какого черта? небо дало слабинку: расплакалось снегом. и это в начале марта!
мне даже небо, небо теперь с овчинку, когда я стерла твое королевство с карты
твой замок рухнул, за замком - пустое поле. шалтай-балтай упал в котлован на стройке.
просила - счастья. дали - покой и волю. и чье-то тело в путах знакомой койки.
какого черта? небо упало сверху, размазав город как масло по бутерброду
на темных окнах устало рисую ветки, а мне бы в город, как с бортика прыгнуть в воду
твой сладкий запах ложится в мои карманы, я сплю навылет, с приличьями не знакома
в короткой куртке гуляю. темно и пряно. примятый город плющит небесной комой.
какого черта? ты мне дана как данность, ты как Далила - искусом для Самсона
иду на запах. город уснул в туманах. иду на запад, значит - иду до дома.
мы отстояли все что могло случиться. и каждый вариант ложился на нас мишенью
в остывшем городе замерли даже птицы. пока. навечно. то есть до всокресенья.
до новой порции боли, введеннной подкожно. до новой нежности, выпитой по ошибке.
твое королевство бережно_осторожно рисую заново. кажется, поспешила...
Марта Яковлева
Как важно вовремя расстаться -
до первой крови, до поджога,
до утонченных провокаций
и унизительных предлогов
Как важно вовремя услышать -
фальшивый звук в любимой сказке,
не сделать пройденное - лишним
и обретенное - напрасным.
Как трудно вовремя расстаться,
когда ты врезан, впаян, ввинчен...
когда вчерашние объятья
закостенели жестким клинчем..
Бесстрастный сейф с забытым кодом...
и больше не за что бороться,
а пресный опыт несвободы
рядится в серое банкротство.
Я в шлейфе смолкнувших вибраций,
я где-то там, на полпути:
от невозможности остаться
до невозможности уйти...
Наталья Лукьянова
Последние две строчки откуда - то из другого места взяты..Не могу вспомнить..
О!Утречком по пути на работу вспомнила:у Арбенина из 'Джин и тоник'.Заложить что-ли Петерсону?:-P
На плаву...молодец… ну а мне рассказать даже нечего…
Ничего не случилось потом. я ТОГДА умерла...
(c)
Навеяло:
Я давно не писала тебе, и вот - отдаю должок,
отправляю по старому адресу свежий конвертик.
Что сказать для затравки? Я - на удивление хорошо.
Спросишь, как сердце? Да, бывает, что ноет сердце.
Почему так долго молчала? Ну-у... пыталась сбежать,
полюбить чьи-то чужие руки, губы и грезы.
Даже пыталась зарезаться - естественно, без ножа.
Потом врубилась, что это все несерьезно.
Ну а ты-то - как? Надеюсь, вполне здоров
и чуешь осень каждой порой и каждой фиброй.
Я, как обычно, грешу обилием вводных слов -
извини. Что-то сегодня башка - тяжелее гири.
Работаю потихоньку. Дочка, конечно, растет,
как и твоя - да куда ж они денутся, дети?..
Вот вчера переслушала песню про парусный флот -
Б. Г. тогда был еще без напряга светел.
Все, спать. А то от монитора слезятся глаза.
Кстати, если получится, приеду в начале мая.
Собственно, я все та же... Умершая пару лет назад
при виде тебя на станции "Белорусская-кольцевая".
2002 г.
Е.Молочникова
Из Галы Рубинштейн.
Я просто в восторге!!!:flower:
Последние две строчки откуда - то из другого места взяты..Не могу вспомнить..
О!Утречком по пути на работу вспомнила:у Арбенина из 'Джин и тоник'.Заложить что-ли Петерсону?:-P
да. это из зимовья,
любимая песня у них
клякса первомайская
10.01.2010, 02:22
этого не случалось
а с утра на завтрак - серебряная слюда:
помогает от старых порч, ведунов, вампиров...
если б ты сказал когда-нибудь "никогда"
так, чтоб я поверила (вечность твоя - вода!)
отпустила бы.
перемёрзла б и
отпустила.
мне постелью еловых веток охапка здесь,
мне ручьём ледяным напиться уже не внове.
я сижу, глотаю ненависть:
где ж ты есть?
и чего вдруг она мою забирает честь?
и чего вдруг она - торгует моей любовью?
и с какогох.., прости, с какого она рожна
умыкает то, что моё от начал доныне?
разомкнулись ветви: в капкане звенит струна,
в арбалете бледной молнией ждёт стрела,
я сижу на песке, гадаю: пройдёт? остынет?
и в рассыпанном на песке языке Таро
я читаю то, что вначале б не прочиталось:
1."это целая вечность, деточка, без него."
2."это, милый мой, адская вьюга - одно крыло"
и царапаю ногтем - "не было ничего".
тороплю молитвой - НЕ БЫЛО НИЧЕГО!!!
выжигаю кровью:
этого не случалось.(с)
Эта странная, теплая нежность на темной кухне, отражение свечки прячется в чашке с чаем, и так тихо, что кажется, небо в ладони рухнет вместе с теми словами, что раньше не прозвучали. Первый раз я не спорю, не делаю все серьезным, отдавая себя, получаю весь мир в награду. Может быть, это я окончательно стала взрослой. Может быть, это ты наконец-то сыграла правду. Эта ночь накануне сочельника – очищеньем от всего, что успели друг другу когда-то выдать. Если любишь, не знаешь милости и прощенья – потому, что не знаешь гордости и обиды, потому что умеешь молчать обо всем так просто, что не нужно долгих, путаных объяснений… Ты окно открываешь, пускаешь морозный воздух, и январь, словно кот, запрыгнувший на колени, и светло, несмотря на часы – на которых полночь, снег лежит отраженьем луны, фонарей и неба… Кто-то, посланный свыше, приходит опять на помощь. Никогда ни о чем не жалей, ничего не требуй, никогда не забудь, через что проходили раньше, научись сохранять все, что дорого, всех, кто важен… Я люблю тебя – слабой, искренней, настоящей. Ты всегда для меня будешь лучше, сильней и старше, ты всегда для меня будешь частью моей вселенной – органичной, как вдох, постоянной, как группа крови… Боже мой, сколько бреда слышали эти стены, а теперь тишина притаилась у изголовья, перепутать ладони, укрыться пушистым пледом и уткнуться в плечо, в запах лайма и теплой кожи… Наконец-то мы просто и честно молчим об этом. Наконец-то мы просто и честно все это можем.
Кот Басё
Ему хочется счастья, как в добром кино Рязанова, чтобы выпить, а утром проснуться с любимой женщиной. Это кризис среднего возраста – жизнь заново, ведь еще половина не прожита, но обещана, ведь еще все успеется – лишь бы скорее встретились эти руки родные, которым поверишь искренне… Он коньяк допивает один в половине третьего, и гирлянда на елке становится просто искрами. Где-то есть его девушка – только чужая девушка, в отношениях с ним состоящая – относительно. Его папа мечтает давно называться дедушкой, но уже много лет остается седым родителем, у него на работе – костюмы, дела, компьютеры, в холостяцкой квартире – кот, телевизор, сумерки… Он умеет на лыжах, велосипедах, скутерах, он в любом коллективе – самым веселым умником, обаятельным, обеспеченным… неудачником, Гуинпленом – ночами на смятой постели корчится, он приходит сюда посмеяться, но снова плачет – эй, если будешь писать, то поставь в конце многоточие, чтобы я, наконец, как-то выбрался из окружности, где давно замурован своим ни во что неверием…
Разрываясь внутри от гранат никому ненужности, наши мальчики выросли, выжили, постарели, поколение next – не успели одеться в чистое, не сумели уйти от капканов, на них разбросанных… Не грусти, все получится, сбудется и случится, потому что в душе вы пока что не стали взрослыми, значит, можно поверить, что чудо – совсем не выдумка, что однажды родными окажутся посторонние…
Завтра утром тебе – аспирин и три вдоха-выдоха – и билеты в кино про судьбу и ее иронию.
Кот Басё
Не печалься, не тревожься ни о чём..Крепкий кофе из арабики сварю
Сядь поближе, чтобы чувствовать плечо..Я пока, не слишком много говорю?
Просто хочется опять в глазах твоих отыскать неповторимую весну.
Нам вполне её хватало на двоих..Ничего, что я к тебе всё ближе льну?
Не печалься, не тревожься, не грусти-В кофемолке все проблемы измельчу.
Баламутство мне весёлое, прости-Если хочешь, через силу помолчу?
А вообще, давай бери с меня пример-Не привык я поддаваться слабине.
Извини, что не галантен кавалер-К чёрту кофе, знаешь что.. иди ко мне…
Игорь Рыжий
Вот ты стоишь, сжимая в руке хрусталь.
Именно – праздник. Трижды его в качель.
Все перемены сведутся к «опять ничей»,
но арифметика выверенно-чиста.
Шея-запястье-бедро – нитевидный пульс.
Так напяль колпачок и проори: «Surprise!».
Палец находит режуще-острый край –
и замирает, все понимая. Пусть.
Времени года больше не будет. Стоп.
Радужный шар отражает тепло гирлянд.
Просто усталость бьет под колени. Ляг.
Ведь после нас вряд ли придет потоп.
Это и к лучшему – ибо хреновый Ной
парами не спасает, а значит, тварь
будет до самой смерти качать права
на половину, чтобы не быть одной.
С нами – сложнее. Вряд ли возьмешь на зуб,
дешевку не впаришь, дочиста мозг не съешь.
Слишком пуста коробочка для надежд.
Слишком понятно, что может быть там, внизу.
Чувствуешь холод, шныряющий за спиной.
Не повернешься – лучше не знать, зачем.
Жмуришься крепче – лучше не помнить черт.
Из ржавого крана в насмешку течет вино.
Катерина Молочникова
Снова сама себе успешно заговорила зубы.
Ворожба даже в век прогресса – залог успеха.
За любые ошибки – себя на горох да в угол.
Из угла не выплыть, не вылететь, не уехать.
И, привычно любой вопрос обращая к хрену, -
уповая наивно – он умный, он знает, дескать, -
проходить полосу препятствий и жесткий тренинг.
Сверчок обретает шесток, овощ – время-место.
Но я научилась любовь носить наизнанку –
единственный метод для тех, кто всегда под током.
И, если не страшно, встань рядом, держи осанку…
а, коли боишься, - не подходи, не трогай!
Иногда для письма сгодятся дверные ручки.
- Что вы тут? – Да так, баловство и плюшки…
Да, спасибо, нам сегодня намного лучше,
нас немного крючит, но почти что совсем не плющит!
Герцогиня, пусть невиновен твой белый кролик,
но снарядом осколочным его все равно зацепит.
Остается по горлышко захлебнуться фантомной болью,
в ожидании чуда призывая эффект плацебо.
Катерина Молочникова
Это, верно, ошибка... ведь я никакой не романтик.
Знаешь, ты безнадежно больна. Или просто слепая...
Наизнанку я выверну сны, словно грязные майки,
Чтобы крошки тебя, так предательски вросшие в память,
Сквозь ругательства выскрести, ногти ломая до крови,
Окатить кипятком, от души оттерев "пемолюксом", -
Этот взгляд. Это платье волнующе-летнего кроя.
Эту странную блажь находить в одиночестве плюсы...
Нацарапай осколком души по стеклу: "Да и черт с ним!"
Я от смеха рассыплюсь вокруг (не сойти бы с ума лишь).
Ну, давай, назови меня злым, отвратительным, черствым,
Недостойным любви (или что ты под ней понимаешь),
Без стесненья плесни концентратом презрения, ну же!
Чтоб, сломавшись от боли, усиленной тысячекратно,
Я однажды исчез, в лабиринте из снов задохнувшись,
Не найдя без просыпанных крошек дороги обратно...
Евгения Бахтерева
Холодно. Тускло. Сыро.
Каждой иконе - свечку.
Господи, дай нам сына,
Коли винить нас не в чем.
В жизни - унылый прочерк,
В жизни - дыра большая...
Господи, знаешь, дочка
Тоже не помешает.
Вырастут без мучений,
Будут любить и плакать,
Может - жевать печенье,
Может - гулять с собакой,
Будут сопеть похоже,
В замок играть старинный...
Двух карапузов, Боже, -
Много ли? - подари нам!
Годы сдаю экстерном:
Тридцать седьмой октябрь.
Господи, дай детей нам!
Ну не мешай хотя бы...
Пусть тебе будет стыдно,
Справимся в одиночку:
В марте получим сына,
А повезет - и дочку.
Евгения Бахтерева
Скорпя Ёжкина
12.01.2010, 13:27
Не печалься, не тревожься ни о чём..Крепкий кофе из арабики сварю
Игорь Рыжий
спасибо, что Игоря заметили.. это очень замечательный и чуткий человек...:flower:
Было? Да, было! До боли! До дрожи!Вновь возрождалась, сто раз умирая.
Ну, а сегодня прокрустово ложе я покидаю, тебя уступая.
Может стандарты мои и каноны были цепочкой смешных исключений?
Может природы слепые законы гнали на поиск иных приключений?
Время пришло очистительной мессы,выжгу охранные в сердце пентакли.
Тягостна ролька немой клоунессы в старом, пропитанном фальшью спектакле.
Не дотянуться "убогой" до "перий" -Их слишком много, а быть отраженьем -
То не по мне! Совокупностью мнений я принимаю своё пораженье!
Я признаю себя полуошибкой,полузабавой и полукапризом.
Радуй теперь лучезарной улыбкой тех, для кого был желанным сюрпризом.
Было? Да, было! До боли! До дрожи!Кануло всё, унеслось по наклонной.
Я отпускаю тебя, мой хороший.Вольному - воля!
Где ж рай для спасённой?
Алина Вельдж
СЛЕЗЫ АНГЕЛА
Она была грустным ангелом. Ее синие, как небо глаза, обрамленные черными ресчниками, печально смотрели в мир, где ей приходилось существовать, и изо дня в день выполнять свою нелегкую и невидимую другим работу. От нее сквозило безразличием и грустью, а опущенные вниз уголки губ создавали нестираемую горькую складочку, которая отнюдь не портила ее поистине небесное лицо.
Она была усталым ангелом. Ее усталость отражалась в каждом движении, в каждом повороте головы, в каждом брошенном вскользь взгляде. Платиновые серебристые волосы, развеваясь на ветру, иногда прикрывали ее лицо, и тогда казалось, что никакие тяготы жизни не ложились на эти хрупкие плечи, принадлежащие прекрасной миниатюрной девушке. Но едва она небрежно отбрасывала волосы с лица, как тут же взгляду открывались грустные синие глаза, с тоской глядящие в небо.
Она была грустным ангелом. Ее грусть и печаль поразили меня, когда я увидел ее в первый раз даже больше чем то, что она мне сказала.
Я тогда едва похоронил жену, и мое желание жить дальше одному, равнялось практически нулю. Я не ожидал ее болезни, не верил в приговор, не ждал смерти. Мы прожили с Линдой 16 лет душа в душу, и то, что ей пришлось уйти первой в столь раннем возрасте, никак не укладывалось у меня в голове. Она угасала за несколько месяцев, как угасает дрожащая тоненькая свеча, терзаемая порывами ветра. Я не успел примириться с ее болезнью, как вынужден бороться с ее смертью.
И вот я стоял у свеженасыпанного могильного горбика, а мое горло сжимали едва сдерживаемые слезы. Мое тело изнывало от боли и горя, я задыхался от тупого ощущения беспомощности и тоски. Я был один, Линда меня покинула. Я слегка наклонился вперед и разглядывал наспех прибитую на кресте дощечку с прикрепленной черно-белой фотографией. Она была красива, той истинной женской красотой, которая заставляла быстрее биться мужское сердце и следовать за ней хоть на край света. Она прожила свою жизнь искренне и с улыбкой, не жалея ни о минуте пройденного времени. Детей у нас с Линдой не было, и это единственное, что омрачало ее счастье. Теперь же я понимал, что кроме этого горбика от моей жены не осталось ничего, лишь горы фотографий и ворох не тлеющей памяти. Она ушла, и с ней ушло все то, что помогало мне двигаться в жизни, с честью преодолевая все взлеты и падения моего пути.
Небо сегодня было бездонным в своей ясности и чистоте, а я желал, чтобы с него падал дождь – тогда бы мне не пришлось скрывать бегущие и исчезающие где-то под тесным воротом рубашки, слезы.
Не найдя у себя подходящего по случаю черного галстука, я завязал этот вызывающий ярко – синий. Теперь же я понимал, что разумнее было бы вообще его не надевать. Но все мудрое в нашей семье делала Линда, а я занимался всем, что было лишено смысла. Например, допоздна засиживался на работе и зарабатывал деньги. Да, теперь, стоя на кладбище и упираясь носками своих новых неудобных туфель в свежую землю горбка, я понимал, насколько все это было лишено смысла. А вот женщина, с которой я провел последние 16 лет своей жизни, и была единственно истинно важной, скрытой от посторонних глаз, как кровь, что бежала по венам, она была необходимым смыслом моей жизни. Как теперь жить без крови?
Церемония закончилась, все, кто хотел высказать свои соболезнования, это сделали, и теперь шли следом за моей соседкой, которая взяла на себя организацию похорон. Она и мне говорила что-то о поминальном обеде, но я, по-моему, качнул головой в знак протеста. А может я и не качал, а она сама все поняла, и позволила остаться здесь еще немного.
Я ослабил узел галстука, так как не мог дышать, и тут увидел ее. Она стояла немного поодаль, одета совершенно не по случаю – в длинную белую полотняную юбку и белую просторную тунику, расшитую голубыми нитками. Ее длинные серебряные волосы колыхались на ветру, в такт печальным кронам деревьев, а глаза смотрели прямо на меня. В них отражалось не сочувствие, не жалость, не безразличие, а именно грусть, во всех ее пониманиях. На вид ей было не больше двадцати, мне стало интересно, что она здесь делает. Возможно, она пришла на соседнюю могилу, но зачем же тогда она уставилась на меня своими синими глазами и, не мигая, смотрит?
Я не знал, что мне делать, мое одиночество было жестоко нарушено, а девушка будто не понимала моего состояния. Я постарался сконцентрироваться на фотографии жены, но пристальный взгляд жег мне грудь, я нехотя поднял голову, и едва не вздрогнул от неожиданности - незнакомка стояла рядом со мной, и не отрывала своего упорного взгляда от меня. Я смутился, но меня тут же взяло раздражение: что она себе позволяет?! Я только было раскрыл было рот, как девушка меня опередила.
- Линда была хорошим человеком, - негромко сказала она. Ее голос зашелестел в пролетающей листве и скрылся в облаках. – Вы тоже хороший человек. Мне вас жаль.
- Спасибо, - я еще больше смутился, так как понял, что девушка была знакомой моей жены, а значит – пришла на похороны, пусть и с опозданием, и не к месту одетой. – Вы… работали вместе?
- Работали? – Она, казалось, удивилась. - Нет. Но я давно ее знаю. И вас, - добавила девушка, все еще глядя на меня. Ее взгляд впивался мне прямо в душу, и у меня появилось странное чувство, что она видит меня насквозь. И еще у меня показалось, что за весь разговор она ни разу не моргнула. – Мне вас жаль, - девушка сказала то, что говорила раньше и замолчала. Ее грустные глаза скользнули по могиле и замерли на кресте. Я ждал. Она посмотрела на небо и ее глаза стали еще печальней. – Я не хочу, чтобы вы умирали.
Мне показалось, что мне дали бейсбольной битой под дых. Умирали? Я? Я не собираюсь умирать!
- Собираетесь, - подтвердила эта странная девушка. – Скорбь должна возвышать, а не уничтожать. Боль делает нас лучше и ближе к Нему. А вы умрете, потому что понимаете скорбь совсем не так, как должно быть. – Я в ужасе застыл. Мне стало страшно и этой девушки, и ее непонятных слов. Но она не замечала ничего, продолжая медленно и грустно говорить, как маленькая девочка, жалующаяся маме, что соседский мальчик украл ее ведерко и лопаточку. – Спустя четыре месяца безустанной депрессии вы въедете на своем «Мерседесе» в бетонную стену разделочной полосы. Но не умрете, вернее, не сразу. Я должна буду появиться за четыре дня до этих событий, под видом соседки за столиком в бистро, и попытаться достучаться до вашего окутанного страданиями разума. Если вы ко мне не прислушаетесь, тогда уже в больнице, будучи медсестрой, постараться вас примирить с необходимостью жить в инвалидной коляске. Но вы и тогда не послушаетесь. И спустя 24 часа после выписки, перережете себе вены.
Она закончила, а я все еще дрожал, так как меня взял озноб.
- Кто вы? И что вам нужно? – Прохрипел я.
Но девушка, казалась, не слышала меня, да и не слушала.
- Мне вас жаль. Я знаю, что вы меня не послушаете, и той аварии вам не миновать. Но знаете, я так устала наблюдать, как люди пренебрегают советами и знаками, и идут прямо в силки, расставленные адскими созданиями. Вы никогда не слушает, и следуете нашептующему вам злу, - девушка перевела дыхание. За все это время она ни разу не моргнула и, ни разу не изменила своего тона, и даже глаза ни разу не высказали своего отношения к сказанному, оставаясь все такими же безучастно – грустными. – Но я так же знаю, что вас ждет, если вы, спрятав свою любовь к Линде в сердце, решите жить дальше. У вас будет прекрасная судьба.… Жаль только, что вероятность такого поворота очень мала.
- Кто вы? – Глухо переспросил я, так как понятия не имел, что мне ответить на ее бредовые слова.
- Я – ангел, - грустно представилась девушка. – Я не имею права рассказывать вам все это, не имею права появляться раньше, чем за четыре дня до будущей трагедии. Но я устала, мне жаль вас, и я хочу помочь. Линда бы не хотела для вас такой участи.
Она закончила говорить и о чем-то глубоко задумалась. Я видел, что ее мысли куда-то упорхнули, а грустные глаза заслонила дымка. В моей голове вертелась тысяча вопросов и тысяча ответов ей, этой девушке. Мне было страшно от того, что я услышал, и от того, что дорисовало мое воображение. Я снова открыл рот, чтобы высказаться, но в это мгновение из-за прозрачных облаков показалось солнце, лицо девушки преобразилось, и в нем появилась одухотворенность и какой-то неземной свет, а в синих глазах отразилось что-то, что заставило меня на мгновение застыть, загипнотизировано глядя на нее.
Я ей поверил: передо мной был действительно Ангел. Возможно, будь я в другом месте, и в другом состоянии, я бы только усмехнулся, и предложил девушке сходить к врачу. Но сейчас я стоял на кладбище, а моя любимая Линда покоилась на дне глубокой ямы. Мое сердце было открыто ко всему – к боли, к страданиям, к откровениям Ангела.
- Скажите, а вас не накажут за... за невыполнение инструкций? – Это прозвучало ужасно, но так быстро, на лету, мне тяжело было сформулировать свою мысль о том, чего я совершенно не понимал.
Девушка неопределенно пожала плечами и уставилась куда-то, за моей спиной. Я резко обернулся, но там никого не было. Тогда я повернул голову назад, но она исчезла. Старый как мир трюк, а действует.
Я сел у могилы жены и задумался. Мои мысли блуждали от грустного ангела к моей Линде, в итоге я зарылся в воспоминания и по моим щекам опять потекли слезы.
Время шло, я продолжал дышать тем воздухом, которым когда-то дышала Линда, ходить по тем же улицам, по которым любила гулять она, читать те же книги. Я ни на секунду не переставал думать о жене, которая подарила мне счастье, но не забывал также и предупреждение Ангела: я спрятал свою любовь в сердце, и не позволял скорби взять верх над собой. Мои друзья всячески поддерживали меня, и хотя мне не хотелось ни с кем общаться, я все же принимал их приглашения сходить куда-то или отужинать вместе. Мне казалось, что Ангел одобрила бы мое стремление не отделяться от людей и не зарываться в себе.
Однажды я спешил на деловую встречу – у меня была небольшая фирма, которая занималась дистрибуцией канцелярских товаров. Я пытался расширить ее за счет увеличения ассортимента товара, и именно по этому поводу должна была состояться встреча с директором местной бумажной фабрики. Но, как назло, все в этот день не заладилось – время встречи перенесли, а моя секретарша забыла мне об этом сообщить, когда же я вскочил в свой «Мерседес» и выехал из дворика, в котором располагался мой офис, то едва не присвистнул – весь проспект был забит машинами. Я простоял минут двадцать, но мое авто не приблизилась к пункту назначения ни на дюйм, поэтому я позвонил своему заместителю, чтобы он забрал машину, а сам побежал к метро.
Быстро шагая по длинному переходу, я пытался определить, к какой именно станции мне нужно ехать: я давно уже не пользовался этим видом транспорта, и сейчас он приводил меня в некоторое смущение. Толпа, вынырнувшая из открытых дверей метрополитена, отбросила меня к прилавкам, где продавались самые разнообразные товары. Я было уже бросился вперед, но от неожиданности застыл – в двух метрах от себя я увидел Ангела. Она сидела на складном стульчике, ее ноги, обутые в мягкие серебристые туфли без каблуков, выбивали чечетку, а сама она … смеялась! Она просто заливалась колокольчиковым смехом и щебетала что-то молодому парню который, зажав портфель между ног, рассматривал цветы. А сама Ангел была цветочницей, сейчас отчаянно рекламирующей свой товар. Я прислушался.
- Ох, эти розы прекрасные, но дорогие. Кроме того, желтый – цвет разлуки. Вы собираетесь расставаться? – Хихикнув, спросила она тощего парня.
- Конечно же нет! – Тот лихо подмигнул. – Цена не имеет значения, главное – чтобы букет был самым лучшим!
- Какой мужчина! – Девушка кокетливо закатила глаза. – Вашей избраннице несказанно повезло!
- Надеюсь, она это понимает, - с сомнением покачал головой парень. – Ну что ж, давайте эти роскошные красные розы, на этом и закончим.
- О, они потрясающие! – Ангел залилась потоком слов, которые, несомненно, характеризовали цветы с самой лучшей стороны. – Только вот, - она остановила свой синий взор на парне, - вы уверены, что она любит розы?
- Что значит «любит»? – Парень во все глаза взирал на продавщицу. – Все любят розы, - уверенно добавил он.
- Все, да не все, - Ангел искрилась улыбкой, будто выиграла в лотерею, но ее синие глаза крепко вцепились в парня. – Знаете, бывают девушки, которые терпеть не могут розы. Вы спрашивали ее об этом?
- Любит ли она розы? Нет, - он с сомнением покачал головой.
- Вообще, какие она любит цветы? Иногда это важно, - проникновенно добавила Ангел. – Бывает, девушка решит для себя, кто подарит ее любимые цветы, тот и есть ее избранник. А вдруг розы – не то, что она от вас ожидает?
Парень совершенно растерялся. Но девушка и не думала грустить, она вновь залилась своим звонким светом.
- Вот, - она протянула неизвестно откуда взявшуюся тоненькую веточку мимозы. – Только завезли. Мы ведь не хотим, чтобы она сделала неправильный выбор? – Проникновенно шепнула Ангел.
Парень сомневался: желтенькая мимоза напротив красных роз выглядела совершенно неказисто, и ему очень тяжело было поверить, что его прелестница предпочтет эти блеклые цветочки.
- Они какие-то… некрасивые, - наконец сказал он.
- Некрасивые? – Ангел подняла бровь. – Но цветы не бывают некрасивыми. Все они – знаки истинной и неподражаемой красоты. Кто-то смотрит на внешность, а кто-то – внутрь. Разрешите вашей девушке заглянуть к вам в душу.
- А, - давайте! – Парень все еще сомневался, но в итоге поддался на уговоры веселой цветочницы. Он расплатился, помахал ей рукой и скрылся в вечно спешащей толпе. И как только это случилось, изменения коснулись и Ангела. Радостная улыбка сникла, глаза потухли, и в них появилась все та же знакомая мне грусть. Девушка встала и зашагала к выходу. Я бросился вдогонку, но на ступеньках, обернувшись, едва поверил в происходящее – на месте девушки на раскладном стульчике сидела какая-то тетка, и щелкая семечками, перекрикивалась с соседкой, продававшей косметику. Все еще ничего не понимая, я выбежал из перехода, совершенно забыв о своей встрече. Спина девушки мелькнула в толпе, и я пошел за ней. Долго идти не пришлось – на втором перекрестке она нырнула в распахнутые двери дома, я – за ней.
Я подождал немного, прежде чем зайти в подъезд, дав ей возможность, не заметив меня, сесть в лифт. Я глядел на циферблат над лифтом: «4…5…6…7». Стоп. Я вызвал второй лифт и поехал на седьмой этаж. В тот момент я не думал, как мне найти нужную квартиру, но удача в этот день была на моей стороне. Едва войдя в холл, я увидел приоткрытую дверь, и ни секунду не колеблясь, шагнул к ней. И только взявшись за ручку, я засомневался. Сомнения мои длились не больше секунды, так как в следующую секунду я услышал нетерпеливое:
- Да заходите же!
И я вошел.
Я оказался в кристально белой комнате, почти без мебели, с множеством растений в горшочках и с огромными окнами, из которых лилось много света. Ангел сидела на полу, поджав под себя ноги, и сосредоточено вглядывалась в тысячи кусочков пазлов, разбросанных рядом. Перед ней лежала наполовину собранная картинка. Девушка подняла на меня свои грустные синие глаза и спросила:
- Не боитесь опоздать на встречу?
Я решил не удивляться – все-таки она Ангел…
- Нет.
- Ну и правильно. Они вам не надо. Это вы нужны им.
- Это значит, что мне не нужно подписывать с ними договор? – Осторожно поинтересовался я, но Ангел сделала вид, что не услышала моих слов. Она уткнулась в картинку и, взяв один кусочек головоломки, принялась примерять его к различным частям рисунка. Я присел рядом, не зная, что сказать.
- Я очень рад с вами встретиться. Вы даже не представляете, как мне тогда помогли.
- Представляю. Хотите воды?
- Да, если можно.
- Возьмите, - она протянула рукой в сторону небольшого холодильника.
Я открыл дверцу, и в нем на всех трех полках стояли бутылки с почти прозрачной жидкостью.
- Что это?
- Березовый сок. Возьмите и мне.
Я вернулся к девушке и протянул ей напиток. Она взяла своими тоненькими пальцами холодную бутылку и отхлебнула. Я уселся рядом, все еще пребывая под впечатлением неожиданной встречи. Из раздумий меня вывел ее голос.
- Почем вы не пьете?
- Уже, - я постарался улыбнуться и открутил крышку. Она внимательно смотрела, как я пью, и немного погодя сказала.
- Я люблю березовый сок. Это не просто вода, это слезы.
- Березы? – Переспросил я.
Она помедлила, прежде чем ответить.
- Ангелов. Они, как и люди любят, страдают, плачут.
- А вы? Вы тоже?
Но она опять сделала вид, что не слышит меня и углубилась в себя. Я пригубил сок. Слезы Ангела были мягкими, сладкими и грустными.
После той встречи я стал очень часто встречать ее. Я мог сидеть с друзьями в ресторане и, вздрогнув, услышать ее серебристый смех. Я оборачивался, чтобы увидеть за соседним столиком Ангела, в вызывающей одежде, с ярко накрашенными лукавыми синими глазами. Она хохотала над шуткой своего спутника, прижимающего девушку к себе. Я мог идти по улице и увидеть ее в жалких лохмотьях, жалобно скулящей и просящей подаяния. Я видел ее в кассирше в кинотеатре, в модели на обложке журнала, в докторе, ловко выпрыгивающей из машины скорой помощи. Она была везде, везде и нигде.
Я часто приходил к ней домой, двери всегда были не заперты, и я без стеснения заходил. Самое удивительное было то, что Ангел всегда была дома. Она неизменно сидела на полу и составляла головоломку. А я так же неизменно брал из холодильника две бутылки березового сока и присаживался рядом. Иногда мы разговаривали, иногда молчали.
Как-то я спросил ее.
- Скажи, а ты могла бы сделать так, чтобы я увидел Линду?
- Могу, - кивнула Ангел. И только я успел обрадоваться и открыть рот для следующей реплики, как она строго сказала. – Но не буду.
Я не возражал. Я очень боялся, что однажды Ангел исчезнет из моей жизни.
- Каждый раз, когда я вижу тебя, ты разная и с разными людьми, - сказал я ей.
- Я – их знак. Их незримый помощник. Попутчик в поезде на 90% может быть ангелом. Я практически постоянно катаюсь в поездах.
В этот раз Ангел удивительно разговорилась, и я постарался не упустить этого случая.
- Но ведь я вижу тебя везде. И в то же время ты постоянно здесь. – Ангел не ответила, поэтому я продолжил. – Ты бываешь в нескольких местах одновременно? Поэтом так часто ты уходишь в себя, и будто отрываешься от реальности?
- Я вне реальности. И я везде, - она посмотрела на меня своими грустными глазами, и я решил больше ничего ее не спрашивать.
Наступил сезон дождей. Мы гуляли с ней по улочкам, прячась под большим зонтом от ледяных каплей. Ангел преимущественно молчала, как всегда погрузившись в свои мысли. Когда мы проходили мимо автобусной остановки, она вдруг гневно мне бросила.
- И я повторять больше не буду! Мы немедленно идем в больницу!
Я отпрянул от нее и едва не упал, налетев на мусорный бак. За спиной я услышал, как мужской голос выпалил:
- Все! Я тебя немедленно веду к врачу. Я не могу избавиться от чувства, что у тебя обострение аппендицита!
Женский голос попытался возразить, что все в порядке, но мужчина уже тянул ее в сторону поликлиники.
Я восхищенно уставился на Ангела, но она даже бровью не повела, и мы пошли дальше.
- Ты же стольким людям помогаешь. Неужели тебя никто не узнает?
- Не узнает. Они не помнят моего голоса, лица; они вообще не помнят меня.
- А почему я помню?
- Ты хочешь забыть? – Сухо поинтересовалась Ангел.
- Нет! – я испугался, что она так сделает.
Девушка задумчиво кивнула.
- Меня никто не помнит и никто не знает. Я для них – что-то пролетевшее и исчезнувшее.
- Как звезда, - подсказал я.
Ангел бросила на меня быстрый грустный взгляд.
- А ты никогда не думал, насколько звезды одиноки? – Спросила она. – Насколько одиноко они себя чувствуют?
- Теперь думаю. – Я смотрел на ее четкий профиль, обрамленный мягкими волосами. - А ты одинока?
Ангел опять сделала вид, что меня не слышит. Я не повторял вопрос, так как знал, что ответ все равно не получу.
- А я одинок.
Тут уж Ангел выразила свое искреннее удивление.
- А как же я? Разве тебе одиноко со мной?
- Конечно же, нет! – Моему серебристому ангелочку удалось загнать меня в глухой угол. Я провел недовольным взглядом грузовое авто, из под колес которого на нас брызнула грязь. Когда я оглянулся, Ангела рядом уже не было. Я же привык – она часто так делала. И в то же время я был уверен, вернись я сейчас к ней домой, она будет там – сидеть на полу и составлять свою бесконечную головоломку.
Я все чаще проводил время с Ангелом, все больше привязывался к ее молчаливой компании и березовому соку. Однажды она, вопреки обыкновению, повела меня в небольшую кофейню на окраине города. У них не оказалось березового сока, и Ангел загрустила еще больше. Я заказал кофе себе и ей, но моя спутница категорически отказалась его пить, так что мне пришлось утолять жажду сразу из двух чашек. Она долго молчала, как всегда погруженная в себя, но вдруг сказала.
- Я рада, что ты не умер, - Я вскинулся, обрадованный ее словами. Но, на миг окрылив меня, она тут же вернула на землю. – Твое место не здесь, не рядом со мной.
- Но почему? – Моей горечи не было предела. – Только с тобой я чувствую себя счастливым, только с тобой я живу! Не отталкивай меня!
- Это не я. Это время утихомиривает боль. А у тебя прекрасная судьба, - повторила она некогда уже сказанные слова. – Не потеряй ее.
В тот раз, разгоряченный протестом к ее словам, я набрался смелости, чтобы спросить о том, что меня всегда мучило.
- Я давно хотел узнать, почем ты открылась мне тогда, в день похорон Линды? Ведь у тебя тысячи лиц – ты могла бы стать кем угодно, не говоря мне правды.
- Могла. Но я хотела, чтобы ты жил. В ином случае ты бы не услышал моих слов, кем бы я ни была.
- Спасибо, - вымолвил я. – Спасибо, что спасла меня.
Она никак не отреагировала на мои слова, и некоторое время я попивал кофе в полной тишине.
- Знаешь, - в лице девушки появилось что-то, о чем раньше я не подозревал, - а я ведь когда-то тоже любила. Давно это было, столетия прошли с тех пор. Он здесь у меня живет, - она легонько коснулась груди, там, где стучит сердце. – Он всегда со мной, и никогда рядом.
- А что случилось? – Затаив дыхание, спросил я, так как понимал, что другого шанса узнать может и не быть. Прошла целая вечность, прежде чем она ответила.
- Однажды он не вернулся. Смерть подстерегла его на лесной дороге, и он так и не смог в последний раз меня обнять. Он так и не вернулся, - ее слова были бесстрастными, но едва ли ни в первый раз я почувствовал в них скрытую боль. - Я не смогла пережить разлуку, не смогла идти дальше без него. Я сорвалась со скалы, мечтая лишь о том, что увижу его снова. – Облачко пробежало по ее прекрасному лицу. – Но не увидела. Уже много веков я мечтаю об этой встрече, но Он не дает мне ее. Я смотрю на небо, но оно не зовет меня.
- Почему?
- Я прервала жизнь. Я изменила свою Судьбу.
Я, волнуясь, провел рукою по волосам. В ее глаза вернулась грусть. Свет погас так же внезапно, как и появился.
- А может твоя судьба была в том, чтобы умереть?
Ангел покачала головой.
- Нет судьбы в том, чтобы умереть. Есть судьба в том, чтобы жить. Жить и творить себя и свою жизнь. Иногда я думаю о том, что было бы со мной, не шагни я в пропасть. Мне кажется, у меня была такая же прекрасная Судьба, как у тебя. Поэтому я и не хотела, чтобы ты умер. Это было бы неправильно.
- Спасибо тебе, - я впервые прикоснулся к ней и мягко сжал ее лежащую на столе руку. – Ты – истинный Ангел, и когда-нибудь ты увидишь того, кто владеет твоим сердцем.
Она улыбнулась, печаль пробежала по ее губам и исчезла в горьких складках на уголках рта. Мгновение мы смотрели друг другу в глаза, и синий свет ее взгляда проникал в мою душу и согревал ее. Из этого магического состояния нас вывел детский смех. Мальчик, на вид которому было годика четыре, смеялся и разбрасывал во все стороны еду. Ангел даже не повернулась в его сторону, все еще обволакивая меня своим теплом, но сказала:
- Иди, помоги матери, она сама не справится.
Она никогда не брала меня в свои помощники, и сейчас я был польщен. Я поднялся из-за стола и направился в сторону шумного малыша, но меня догнал ее голос. Я обернулся.
Ангел смотрела на меня. Но ее глаза были … нет, не грустными. Они были нежными. Ангел смотрела на меня с нежностью.
- Предложи ей вишневый чай.
Я кивнул и подошел к столику, где бойкий малыш пытался перевернуть тарелку. Я спросил у его матери разрешения присесть, и она согласилась. Я ловко разыграл перед ребенком небольшое представление, и он тут же, открыв рот от восхищения, принялся за свою трапезу. Его мать смотрела на меня с не меньшим восхищением.
- Наталья, - она протянула мне руку. Я представился. Мы немного поговорили. – Я вас сразу заметила, едва вы вошли, - немного смущаясь, призналась Наталья. – Я обратила внимание, что вы заказали две чашки кофе, хотя пришли один.
Я бросил быстрый взгляд на свой столик, но Ангела там не было. Она, как всегда, воспользовавшись тем, что я не смотрю, исчезла.
- Иногда я бываю странным, - попытался отшутиться я. – Вам, наверное, уже пора. Ваш муж, должно быть, волнуется.
- Не волнуется, - сникла Наталья. – Он бросил нас с малышом и уехал. Нам приходиться выживать самим.
Я смутился.
- Поверьте, лучше без него, чем с ним. Ну, - я потер руки, - если вы не спешите, можно и чайку попить. Как насчет вишневого?
Наталья распахнула глаза.
- Боже мой, как вы… Я обожаю вишневый чай!
- Значит, у нас есть что-то общее.
Я провел Наталью с малышом домой, и чувствовал огромное поднесение. Что-то изменилось, и эти изменения произошли во мне. Мне захотелось поделиться с Ангелом этим, и я побежал к ней домой. Но на полпути я остановился, словно пораженный громом: люди спешили, светофоры мигали своими цветами, пошел первый осенний снег, а я не помнил, где живет Ангел.
Я стоял посреди улицы и в полном отчаянии глядел по сторонам. Ее лицо в моем сознании стало расплываться, я пытался вспомнить дорогу к ней, но не мог! Мне стало страшно. Я понял, что она ушла из моей жизни, и забрала с собой главное – себя.
Прибежав домой, я достал тетрадь, и попытался набросать историю об Ангеле, который помог мне не сойти с пути. Я не могу ее забыть! Я не должен!
Карандаш скрипел, когда я спешно выводил в строчку: «Платиновые волосы… Синие глаза… Грустный взгляд…».
Я не забыл ее. Память сохранила все – мои ощущения, чувства, мысли. Я бережно храню их в моем сердце, рядом с любовью к Линде, и привязанностью к Наталье и нашим двум сыновьям. Спустя шесть лет, прошедших со дня исчезновения Ангела, я ни разу о ней не забывал. Она согревала мою душу в самые холодные дни, и помогала преодолевать самые тяжелые испытания. Ангел была права – у меня действительно оказалась счастливая судьба: я встретил прекрасную женщину и смог дать жизнь сыну.
Я стал молиться. Я прошу Его даровать Линде райскую жизнь; я молю, чтобы моим мальчикам никогда не пришлось нуждаться, и чтобы их сердца всегда были открыты добру. Я прошу дать нам с Натальей возможность наслаждаться успехами наших сыновей.
А еще я закрываю глаза и неистово молюсь о том, чтобы Он даровал Ангелу возможность увидеть того, навстречу кому она бросилась со скалы много лет назад.
Я часто хожу по городу, и вглядываюсь в лица прохожих. Но, ни в ком и никогда не встречаю ее. Я чувствую, что она ходит по тем же улицам, что и я, помогает тем же людям, которых вижу я, но ее лицо скрыто от меня. А я так хочу увидеть ее в последний раз! И я продолжаю бездумно, год за годом, бродить по знакомым улочкам, в надежде увидеть тоненькую фигурку с длинными платиновыми волосами и услышать серебристый колокольчиковый смех.
У нее грустные глаза. У Ангела, кто столетиями пытается составить с бесчисленных кусочков один рисунок – большое синее небо.
(с) Ольга Случ
(рассказ из цикла «А может, Судьба?..»)
21.07.2008
Извините, что такой большой. Подобных историй много, но это мое сейчас.
Клэрити Пэйдж в сорок два держится на тридцать, почти не старясь,
Делает маникюр дважды в месяц, носит сногсшибательное белье,
Преодолевая дьявольскую усталость,
Учится танцам после работы - так, будто бы у нее
Есть кого пригласить на жгучий латинский танец,
Так, как будто бы они с Дэвидом не расстались.
Так, как будто бы это – чудовищное вранье.
Клэрити и теперь, как долгих семь лет назад,
Собирает для Дэвида все образцы и пробы:
Много читает; ходит в театр, чтобы
Знать, что Лавджой красавица, Уэйн пузат,
Под него теперь перешиваются гардеробы;
А еще ездит в чудные города, те, что все равно бы
Никогда не смогла ему показать.
Так печет пироги, что звана на всякое торжество:
Угощает соседей и любит спрашивать, хороши ли.
Водит удивительно боево.
Возит матушку Дэвида к стоматологу на машине.
Фотографирует объявленья, которые бы его
Обязательно рассмешили.
Нет, не столько живет, сколько проектирует рай земной:
Ходит в магазины, осуществляя разведку боем,
Подбирает гардины к рамам, ковры к обоям,
Строит жизнь, которая бы так нравилась им обоим,
Так трагически велика для нее одной.
Дэвид Пэйдж живет с новой семьей в Канзасе,
и дом у него неплох.
Он звонит ей раз в год, в канун Рождества Христова,
И желает ей счастья. Ну, ничего святого.
Ладно, думает Клэрити, вряд ли Господь оглох.
Дэвид просто заедет - в пятницу, в полшестого, -
Извинится, что застигает ее врасплох, -
Оглядится и обнаружит, что для него
все готово.
Ты слышишь, Господи?
Все готово.
Вера Полозкова
Клэрити Пэйдж в сорок два держится на тридцать, почти не старясь,
:flower:
задыхаюсь в замкнутости компьютерно-телефонной. отвлекаюсь на книгу, на что-нибудь вроде чая...
как же им всем удается выжить в пространстве офисного планктона, не срываясь на дерзости, не скучая?
мне так хочется говорить с тобой этим утром, мне так хочется написать тебе: мол, проснулась?
мне так хочется независимой быть и мудрой, не прикованной к этому адресу, дому, стулу...
рассказать тебе - дома кошка кусает мелких, и гоняется за хвостом, словно белка по колесу,
я купила вчера изумительные тарелки, вот приедешь в гости и я тебе принесу
в них чиз-кейк или что ты там любишь - рулет? малину? или может устроим фондю, позовем гостей?
я привязана к офису, к осязаемому в пространстве сплину. и к молчанию. и к отсутствию новостей.
делаем вид, что заняты чем-то важным. сами же поминутно летим в и-нет:
может она написала? а что если дважды проверить почту, аську, вот скайп еще.... нет, нет, нет -
тишина. тишина отвечает по всем канонам. мол, работайте, девушка. солнце еще высоко.
ладно, черт с ним. будет же лето и мы с балкона будем пускать змею, а пока, пока -
мы задыхаемся в синем неоновом свете, когда видимся так, украдкою, в вечеру...
- ладно, давай, у меня же еще и дети...
- ну давай. целую. до завтра. я наберу.
(с) Марта Яковлева
не знаю чье...
не хочется ни писать, ни читать со сцены, но периодически прорывает и это знаешь вполне бесценно, что до сих пор еще накрывает. что несмотря на упругий график, и нежность стоимостью в копейку, я выбираю пожестче трафик, чтобы измучить судьбу-злодейку. тащу тебя то в стамбул, то в киев, кусаю в шею и ставлю метки, и ты отвечаешь мне в этом стиле, но жаль, что редко. в кофейнях, между вином и суши, сожму запястье, возьму за руку - ты знаешь лучше и нам не нужно - ни слов, ни звуков. мы исчезаем со всех радаров, из всех полей, и из всех заметок, мы отдаемся друг другу даром без объявлений и без разметок, принадлежим как потоку чувству, нас перепутавшему однажды - а мне с тобой никогда не грустно, а мы уже не умрем от жажды.
ну вот, опять полстраницы текста, это он из меня пытается выдраться.
а я хочу наконец раздеться, заняться любовью и выспаться.
Время быстро идет, мнет морды его ступня.
И поет оно так зловеще, как Птица Рух.
Я тут крикнула в трубку – Катя! – а на меня
Обернулась старуха, вся обратилась в слух.
Я подумала – вот подстава-то, у старух
Наши, девичьи, имена.
Нас вот так же, как их, рассадят по вертелам,
Повращают, прожгут, протащат через года.
И мы будем квартировать по своим телам,
Пока Боженька нас не выселит
В никуда.
Он глядит на нее, скребет на щеке щетину, покуда несут соте.
"Ангел, не обжившийся в собственной красоте.
Ладно фотографировать - по-хорошему, надо красками, на холсте.
Если Господь решил меня погубить - то Он, как обычно, на высоте".
Он грызет вокруг пальца кожу, изводясь в ожидании виски и овощей.
"Мне сорок один, ей семнадцать, она ребенок, а я кащей.
Сколько надо ей будет туфель, коротких юбочек и плащей;
Сколько будет вокруг нее молодых хлыщей;
Что ты, кретин, затеял, не понимаешь простых вещей?"
Она ждет свой шейк и глядит на пряжку его ремня.
"Даже больно не было, правда, кровь потом шла два дня.
Такой вроде взрослый - а пятка детская прямо, узенькая ступня.
Я хочу целоваться, вот интересно, он еще сердится на меня?"
За обедом проходит час, а за ним другой.
Она медленно гладит его лодыжку своей ногой.
Старый Хью жил недалеко от того утеса, на
Котором маяк – как звездочка на плече.
И лицо его было словно ветрами тёсано.
И морщины на нем – как трещины в кирпиче.
«Позовите Хью! – говорил народ, - Пусть сыграет соло на
Гармошке губной и песен споет своих».
Когда Хью играл – то во рту становилось солоно,
Будто океан накрыл тебя – и притих.
На галлон было в Хью пирата, полпинты еще – индейца,
Он был мудр и нетороплив, словно крокодил.
Хью совсем не боялся смерти, а все твердили: «И не надейся.
От нее даже самый смелый не уходил».
У старого Хью был пес, его звали Джим.
Его знал каждый дворник; кормила каждая продавщица.
Хью говорил ему: «Если смерть к нам и постучится –
Мы через окно от нее сбежим».
И однажды Хью сидел на крыльце, спокоен и деловит,
Набивал себе трубку (индейцы такое любят).
И пришла к нему женщина в капюшоне, вздохнула: «Хьюберт.
У тебя ужасно усталый вид.
У меня есть Босс, Он меня и прислал сюда.
Он и Сын Его, славный малый, весь как с обложки.
Может, ты поиграешь им на губной гармошке?
Они очень радуются всегда».
Хью все понял, молчал да трубку курил свою.
Щурился, улыбался неудержимо.
«Только вот мне не с кем оставить Джима.
К вам с собакой пустят?»
- Конечно, Хью.
Дни идут, словно лисы, тайной своей тропой.
В своем сказочном направленьи непостижимом.
Хью играет на облаке, свесив ноги, в обнимку с Джимом.
Если вдруг услышишь в ночи – подпой.
Клэрити Пэйдж в сорок два держится на тридцать, почти не старясь,
супер!!!:love:
Ярочка
Очень приятно встретить любителей стихов веро4ки!:flower:
!Впрочем,любителей поэзии Катерины Молочниковой тоже!!:flower:
Моя звезда, не тай, не тай,
Моя звезда — мы веселимся.
Моя звезда, не дай, не дай
Напиться или застрелиться.
Как хорошо, что мы вдвоем,
Как хорошо, что мы горбаты
Пред Богом, а перед царем
Как хорошо, что мы крылаты.
Нас скосят, но не за царя —
За чьи-то старые молебны,
Когда, ресницы опаля,
За пазуху летит комета.
Моя звезда, не тай, не тай,
Не будь кометой той задета
Лишь потому, что сотню тайн
Хранят закаты и рассветы.
Мы под одною кофтой ждем
Нерукотворного причастья
И задыхаемся копьем,
Когда дожди идут нечасто.
Моя звезда — моя глава,
Любовница, когда на плахе,
Я знаю смертные рубахи,
Крахмаленные рукава.
И все равно, и все равно,
Ад пережив тугими нервами,
Да здравствует твое вино,
Что льется в половине первого.
Да здравствуют твои глаза,
Твои цветы полупечальные,
Да здравствует слепой азарт
Смеяться счастью за плечами.
Моя звезда, не тай, не тай,
Мы нашумели, как гостинцы,
И если не напишем — Рай,
Нам это Богом не простится.
ЛЕОНИД ГУБАНОВ
Леонид Губанов
***
Я беру кривоногое лето коня,
как горбушку беру, только кончится вздох.
Белый пруд твоих рук очень хочет меня,
ну а вечер и Бог, ну а вечер и Бог?
Знаю я, что меня берегут на потом,
и в прихожих, где чахло целуются свечи,
оставляют меня гениальным пальто,
выгребая всю мелочь, которая - вечность,
Я стою посреди анекдотов и ласк,
только окрик слетит, только ревность
притухнет,
серый конь моих глаз) серый конь моих глаз!
кто-то влюбится в вас и овес напридумает.
Только ты им не верь и не трогай с крыльца
в тихий траурный дворик "люблю",
ведь на медные деньги чужого лица
даже грусть я себе не куплю.
Осыпаются руки, идут по домам,
низкорослые песни поют.
Люди сходят с ума, люди сходят с ума,
но коней за собой не ведут.
Снова лес обо мне, называет купцом,
Говорит, что смешон и скуласт.
Но стоит, как свеча, над убитым лицом
серый конь, серый конь моих глаз.
Я беру кривоногое лето коня,
как он плох! как он плох! как он плох!
Белый пруд твоих рук не желает понять,
ну а Бог?
Ну а Бог?
Ну а Бог?
Друг друговы вотчины – с реками и лесами,
Долинами, взгорьями, взлетными полосами;
Давай будем без туристов, а только сами.
Давай будто растворили нас, погребли
В биноклевой мгле.
Друг друговы корабли.
Бросаться навстречу с визгом, большими псами,
Срастаться дверьми, широтами, адресами,
Тереться носами,
Тросами,
Парусами,
Я буду губами смугло, когда слаба,
Тебя целовать слегка в горизонтик лба
Между кожей и волосами.
В какой-нибудь самой крошечной из кают,
Я буду день изо дня наводить уют,
И мы будем слушать чаечек, что снуют
Вдоль палубы, и сирен, что из вод поют.
Чтоб ветер трепал нам челки и флаги рвал,
Ты будешь вести, а я отнимать штурвал,
А на берегу салют чтоб и карнавал.
Чтоб что-то брать оптом, что-то – на абордаж,
Чтоб нам больше двадцати ни за что не дашь,
А соль проедает руки до мяса аж.
Чтоб профилем в синь, а курсом на юго-юг,
Чтоб если поодиночке – то всем каюк,
Чтоб двое форева янг, расторопных юнг,
И каждый задира, бес, баловник небес,
На шее зубец
Акулий, но можно без,
И каждый влюбленный, злой, молодой балбес.
В подзорной трубе пунктиром, едва-едва -
Друг друговы острова.
А Бог будет старый боцман, гроза морей,
Дубленый, литой, в наколках из якорей,
Молчащий красноречиво, как Билл Мюррей,
Устроенный, как герой.
Мы будем ему отрадой, такой игрой
Дельфинов или китят, где-то у кормы.
И кроме воды и тьмы нет другой тюрьмы.
И нету местоимения, кроме «мы».
И, трюмы заполнив хохотом, серебром
Дождливым московским – всяким таким добром,
Устанем, причалим, сядем к ребру ребром
И станем тянуть сентябрь как темный ром,
И тихо теплеть нутром.
И Лунья ладонь ощупает нас, строга -
Друг друговы берега.
И вечер перченым будет, как суп харчо.
Таким, чтоб в ресницах колко и горячо.
Боцман легонько стукнет тебя в плечо:
- До скорого, брат, попутных. Вернись богатым.
И бриз в шевелюре будет гулять, игрив.
И будет назавтра ждать нас далекий риф,
Который пропорет брюхо нам, обагрив
Окрестную бирюзу нами, как закатом.
И когда она говорит себе, что полгода живет без драм,
Что худеет в неделю на килограмм,
Что много бегает по утрам и летает по вечерам,
И страсть как идет незапамятным этим юбкам и свитерам,
Голос пеняет ей: "Маша, ты же мне обещала.
Квартира давно описана, ты ее дочери завещала.
Они завтра приедут, а тут им ни холодка, ни пыли,
И даже еще конфорочки не остыли.
Сядут помянуть, коньячок конфеткою заедая,
А ты смеешься, как молодая.
Тебе же и так перед ними всегда неловко.
У тебя на носу новое зачатие, вообще-то, детсад, нулевка.
Маша, ну хорош дурака валять.
Нам еще тебя переоформлять".
Маша идет к шкафам, вздыхая нетяжело.
Продевает руку свою
В крыло.
что за жизнь - то пятница, то среда.
то венеция, то варшава.
я профессор музыки. голова у меня седа
и шершава.
музыка ведет сквозь нужду, сквозь неверие и вражду,
как поток, если не боишься лишиться рафта.
если кто-то звонит мне в дверь, я кричу, что я никого не жду.
это правда.
обо всех, кроме Тэсс - в тех краях, куда меня после смерти распределят,
я найду телефонный справочник, позвоню ей уже с вокзала.
она скажет "здравствуйте?"..
впрочем, что б она ни сказала, -
я буду рад...
осень опять надевается с рукавов,
электризует волосы - ворот узок.
мальчик мой, я надеюсь, что ты здоров
и бережешься слишком больших нагрузок.
мир кладёт тебе в книги душистых слов,
а в динамики - новых музык.
город после лета стоит худым,
зябким, как в семь утра после вечеринки.
ничего не движется, даже дым;
только птицы под небом плавают, как чаинки,
и прохожий смеется паром, уже седым.
у тебя были руки с затейливой картой вен,
жаркий смех и короткий шрамик на подбородке.
маяки смотрели на нас просительно, как сиротки,
море брызгалось, будто масло на сковородке,
пахло темными винами из таверн;
так осу, убив, держат в пальцах - "ужаль. ужаль".
так зареванными идут из кинотеатра.
так вступает осень - всегда с оркестра, как фрэнк синатра.
кто-то помнит нас вместе. ради такого кадра
ничего,
ничего,
ничего не жаль.
Как у него дела? Сочиняешь повод
И набираешь номер; не так давно вот
Встретились, покатались, поулыбались.
Просто забудь о том, что из пальца в палец
Льется чугун при мысли о нем - и стынет;
Нет ничего: ни дрожи, ни темноты нет
Перед глазами; смейся, смотри на город,
Взглядом не тычься в шею-ключицы-ворот,
Губы-ухмылку-лунки ногтей-ресницы -
Это потом коснется, потом приснится;
Двигайся, говори; будет тихо ёкать
Пульс где-то там, где держишь его под локоть;
Пой; провоцируй; метко остри - но добро.
Слушай, как сердце перерастает ребра,
Тестом срывает крышки, течет в груди,
Если обнять. Пора уже, все, иди.
И вот потом - отхлынуло, завершилось,
Кожа приобретает былой оттенок -
Знай: им ты проверяешь себя на вшивость.
Жизнеспособность. Крепость сердечных стенок.
Ты им себя вытесываешь, как резчик:
Делаешь совершеннее, тоньше, резче;
Он твой пропеллер, двигатель - или дрожжи
Вот потому и нету его дороже;
С ним ты живая женщина, а не голем;
Плачь теперь, заливай его алкоголем,
Бейся, болей, стихами рви - жаркий лоб же,
Ты ведь из глины, он - твой горячий обжиг;
Кайся, лечи ошпаренное нутро.
Чтобы потом - спокойная, как ведро, -
"Здравствуй, я здесь, я жду тебя у метро".
Нет, придется все рассказать сначала,
и число, и гербовая печать;
видит Бог, я очень давно молчала,
но теперь не могу молчать –
этот мальчик в горле сидит как спица,
раскаленная докрасна;
либо вымереть, либо спиться,
либо гребаная весна.
Первый начал, заговорил и замер,
я еще Вас увижу здесь?
И с тех пор я бледный безумный спамер,
рифмоплетствующая взвесь,
одержимый заяц, любой эпитет
про лисицу и виноград –
и теперь он да, меня часто видит
и, по правде, уже не рад.
Нет, нигде мне так не бывает сладко,
так спокойно, так горячо –
я большой измученный кит-касатка,
лбом упавший ему в плечо.
Я большой и жадный осиный улей,
и наверно, дни мои сочтены,
так как в мире нет ничего сутулей
и прекрасней его спины
за высокой стойкой, ребром бокала,
перед монитором белее льда.
Лучше б я, конечно, не привыкала,
но не денешься никуда.
Все, поставь на паузу, Мефистофель.
Пусть вот так и будет в моем мирке.
Этот старый джаз, ироничный профиль,
сигарета в одной руке.
Нету касс, а то продала бы душу
за такого юношу, до гроша.
Но я грустный двоечник, пью и трушу,
немила, несносна, нехороша.
Сколько было жутких стихийных бедствий,
вот таких, ехидных и молодых,
ну а этот, ясно – щелбан небесный,
просто божий удар поддых.
Милый друг, - улыбчивый, нетверёзый
и чудесный, не в этом суть –
о тебе никак не выходит прозой.
Так что, братец, не обессудь.
Говард Кнолл красавец, и это свойство его с младенчества отличает.
Его только завистник не признает, только безнадежный не замечает.
В Говарде всякий души не чает,
Он любую денежку выручает
И любую девушку приручает –
И поэтому Говард всегда скучает.
Старший Кнолл адвокат, он сухой и желтый, что твой пергамент,
Он обожает сына, и четверга нет,
Чтоб они не сидели в пабе, где им сварганят
По какой-нибудь замечательной блади мэри.
Кнолл человечней сына – по крайней мере,
Он утешает женщин, которых тот отвергает.
Вот какая-нибудь о встрече его попросит,
И придет, и губа у нее дрожит, и вот-вот ее всю расквасит,
А у старшего Кнолла и хрипотца, и проседь,
Он глядит на нее, как сентиментальный бассет.
«Я понимаю, трудно с собой бороться, -
И такая, в глазах его легкая виноватца, -
Но стоит ли плакать из-за моего уродца?
Милочка, полно, глупо так убиваться».
Нынче Говарда любит Бет (при живом-то муже).
Бет звонит ему в дверь, затянув поясок потуже,
Приезжает на час, хоть в съемочном макияже,
Хоть на сутки между гастролей даже,
Хлопает ртом, говорит ему «я же, я же»,
Только он не любит и эту тоже,
От нее ему только хуже.
Говард говорит отцу: «Бет не стоила мне ни пенса.
Ни одного усилия, даже танца.
Почему я прошу только сигарету, они мне уже «останься»?
Ослабляю галстук, они мне уже «разденься»?
Пап, я вырасту в мизантропа и извращенца,
Эти люди мне просто не оставляют шанса».
Кнолл осознает, что его сынок не имеет сердца,
Но уж больно циничен, чтоб из-за этого сокрушаться.
Говорит: «Ну пусть Бет заедет на той неделе поутешаться».
***
Через неделю и семь неотвеченных вызовов на мобильном,
Говард ночью вскакивает в обильном
Ледяном поту, проступающем пятнами на пижаме.
Ему снилось, что Бет находят за гаражами,
Мертвую и вспухшую, чем-то, видимо, обкололась.
Говард перезванивает, слышит грустный и сонный голос,
Он внутри у нее похрустывает, как щербет.
Говард выдыхает и произносит: «Бет,
Я соскучился». Сердце ухает, как в колодце.
Да их, кажется, все четыре по телу бьется.
Повисает пауза.
Бет тихонько в ответ смеется.
Старший Кнолл ее не дожидается на обед.
Этот снег на откровенность не похож-
Дня короткого естественный финал.
Я – твоя неубедительная… ложь.
Ты – моя сиюминутная… вина.
Ближе к сердцу на один короткий шаг.
Так больнее, но существенно теплей.
Безопасную дистанцию держать –
Наказанье королев и королей.
Белый танец на подмостках декабря
танцевать с тобой задумала метель.
За согласие кивком благодаря,
как и прежде, выбирают нас не те…
Вероника Сенькина
Неразлюбившие жестоки,
А непростившие циничны.
Мы невозможно одиноки
и так же страшно безразличны.
Опять молчим о жизни личной
А впрочем, некому и слушать.
В руке табличка - "все отлично!"
И чек за проданную душу...
Непережившие утрату
Порой совсем невыносимы.
Мы каждый день спешим куда-то,
А жизнь идёт. Проходит мимо.
И понемногу сбившись в стаи,
Быть может чуть сильнее стали.
Но не живя, а выживая,
Бросаем так, как нас бросали.
Уходим, чтоб не возвращали,
Не задержавшись на пороге,
Бредем в неведомые дали,
Но снова по чужой дороге.
Так проще: много не теряя,
Мы только ищем, ищем, ищем...
Быть может кто-то где-то знает,
Как жить таким... неразлюбившим?
(c)
Папский городок
19.01.2010, 16:47
Очень понравилось: http://www.litera.ru/stixiya/authors/gamzatov/izrek-prorok-net.html
Цветик-семицветик
Лети, лети, лепесток - острый край и кровосток, через вечер, через ночь, улетай скорее прочь; помни адрес, помни дом, помни фикус за окном.
Лети, лети, поспеши, всё скорее разреши, не робей и не зевай, от ветров не отставай; если встанут на пути - объясни, куда пройти.
Лети, лети, и свисти, и на солнышке блести, через снег и через дым, разыщи его - любым, трезвым или во хмелю, - расскажи, как я люблю.
Лети, лети, мой родной, скоро будет выходной; ну а если упадёшь, ну а если не найдёшь - мне спокойно на душе: у меня ещё их шесть.
(с) Екатерина Михайлова
РататулЯ
21.01.2010, 15:54
Мне бесконечно одиноко
Без Ваших рук, без Ваших глаз.
Слезливый дождь бежит по строкам,
Смешливый взгляд не видит Вас.
Мой милый - лучший из всех прочих,
Да, видно, что-то позабыл,
Как я Вас очень... очень... очень...
И всякий раз, что было сил!
(Татьяна Свирщевская)
РататулЯ
21.01.2010, 15:54
Совсем не зимнее желание…
Стать снегом,
Вскружиться,
К тебе улететь
И в теплой ладони растаять...
(Елена Муравьева).
Хотя за гробом нету ничего,
Мир без меня я видел, и его
Представить проще мне, чем мир со мною:
Зачем я тут - не знаю и сейчас.
А чтобы погрузиться в мир без нас,
Довольно встречи с первою женою
Или с любой, с кем мы делили кров,
На счёт лупили дачных комаров,
В осенней Ялте лето догоняли,
Глотали незаслуженный упрёк,
Бродили вдоль, лежали поперёк
И разбежались по диагонали.
Всё изменилось, вплоть до цвета глаз.
Какой-то муж, ничем не хуже нас,
И всё, что полагается при муже, -
Привычка, тапки, тачка, огород,
Сначала дочь, потом наоборот, -
А если мужа нет, так даже хуже.
На той стене теперь висит Мане.
Вот этой чашки не было при мне.
Из этой вазы я вкушал повидло.
Где стол был яств - не гроб, но гардероб.
На месте сквера строят небоскрёб.
Фонтана слёз в окрестностях не видно.
Да, спору нет, в иные времена
Я завопил бы: прежняя жена,
Любовница, рубашка, дом с трубою!
Как смеешь ты, как не взорвёшься ты
От ширящейся, ватной пустоты,
Что заполнял я некогда собою!
Зато теперь я думаю: и пусть.
Лелея ностальгическую грусть,
Не рву волос и не впадаю в траур.
Вот эта баба с табором семьи
И эта жизнь - могли бы быть мои.
Не знаю, есть ли Бог, но он не фраер.
Любя их не такими, как теперь,
Я взял, что мог. Любовь моя, поверь -
Я мучаюсь мучением особым
И все ещё мусолю каждый час.
Коль вы без нас - как эта жизнь без нас,
То мы без вас - как ваша жизнь за гробом.
Во мне ты за троллейбусом бежишь,
При месячных от радости визжишь,
Швыряешь морю мелкую монету,
Читаешь, ноешь, гробишь жизнь мою, -
Такой ты, верно, будешь и в раю.
Тем более, что рая тоже нету.
Д.Быков
- Смотри, какая! Пусть живёт у нас?Я подобрал её у самого подъезда...
- Да ну её... Чумаза и облезла...А впрочем, ладно... Из-за цвета глаз...
"Я остаюсь! С тобою! Насовсем!Пусть в уголке, пускай у самой двери.
Своей любовью, нежностью, доверьем я растоплю прохладу этих стен.
И дом, в котором не было тепла с тех самых пор, как в нём любви не стало,
Вновь для тебя вдруг станет самым-самым прекрасным местом в мире. И тогда
Ты будешь счастлив. Боль твою любую я замурлычу, лаской прогоню,
Лишь приглядись к зелёному огню в моих глазах - и сердце заврачую...
И ты не вспомнишь горький листопад,бульвар, улыбчиво раскинувший дорожки...
Я лучше буду глупой рыжей кошкой...Чем просто женщиной, которой ты не рад".
Прономи
menya zdes' net
25.01.2010, 16:45
ждать...
долго ждать...
долго-долго ждать...
ждать у моря погоды...
ждать у неба дождя...
ждать твоего прихода,
ждать долго тебя
я уже не могу...
ты меня не кори,
ты прости,
но я...
быть...
просто быть...
просто-напросто быть...
быть как солнце холодным
быть как лед из огня
быть как море безводным
быть собой без себя
я уже не могу...
ты меня не ищи,
ты прости,
но я...
взять...
просто взять...
просто попробовать взять...
взять у камня свободы...
взять у смерти себя...
взять у вечности годы...
взять с собою тебя
я не могу...
ты меня не проси,
ты прости,
но - я у...
автор: Totengraber
Мне надо вобщем совсем немного: твоих прижатых к моим коленей, упрямых взглядов в полоборота, упрямых губ, и гонять по вене адреналин как наркотик чистый. когда ты смотришь вот так бесстыдно, когда оказываешься так близко, что враз с губами дыханье стынет... мне надо вобщем совсем случайных твоих сближений с моим рассудком, вот так пугаться твоих внезапных мне не_ответов, вторые сутки так наркоманить на телефоне, стирать и снова писать - привет, а... стоять в футболочке на балконе, курить бессчетную сигарету и ухмыляться твоим молчаньям, твоим садистским ко мне придиркам, твоим приездам_как_наказанью, твоим отъездам - как под копирку. мне надо вобщем совсем немного:
твой кофе утром - и соль, и горько, и сигарету губами трогать, на желтом блюдце лимона долька... ты мой наркотик, мой анестетик, мой чертов пан_и_пропал_на_веки. а я - сенсорик и кинестетик - ищу лекарств от любви в аптеке:
чуть чуть того, и чуть чуть другого, но просветление невозможно пока ты мне не подаришь снова
тебя - внутривенно,
тебя - подкожно.
еще - тебя....
(МАРТА ЯКОВЛЕВА)
1.
Папа! Мне мама сказала, что письма доходят.
Выдала лист из альбома и синий фломастер.
Я нарисую тебя на большом пароходе.
Мне подарили такой же, но он из пластмассы.
Как ты на Севере? Там дед Мороз и пингвины.
Умка еще. Ты привет передай ему, ладно?
Мама вернется. Она на углу, в магазине.
Много народа: там очередь за виноградом.
2.
Папа, привет! Я запуталась. Вас теперь двое.
Ты и мой новый. Его можно звать дядя Витя.
Он настоящий. Мы город из кубиков строим.
Он мне вчера дал померить свой списанный китель.
Он из детсада забрал меня после обеда.
Дал подержать пистолет. Он -- майор, но не строгий.
Весело было. Когда ты обратно приедешь,
С ним раздружусь и пойду строить город с тобою.
3.
Здравствуй. Сегодня мне в школе поставили тройку.
Мама сказала, что ты никакой не полярник.
Ты не на Севере жил, а вблизи, в Подмосковье.
Димка Петров мне засунул за шиворот пряник.
Витя и мама хотели родить мне сестренку.
Мама лежала в больнице. Вернулась худая.
Витя с дежурства пришел весь в бинтах и зеленке.
С Димкой Петровым вчера я каталась в трамвае.
4.
Папа, привет! Извини, что давно не писала.
Много уроков. До выпуска год, понимаешь?
Мама и Витя сейчас подъезжают к вокзалу.
Будут звонить каждый вечер. Курю: окна настежь.
Димка придет полседьмого. Шампанского хватит.
Он мне поет на гитаре. Красивый и гордый.
Холодно в кухне как в Арктике. Даже без платья.
Я поздравляю тебя, как и всех, с Новым Годом.
5.
Дедушка, здравствуй. Сегодня, в пять тридцать. Огромный.
Три девятьсот. Брови рыжие. Будет Данилой.
Швы наложили. Мне больно. Пишу с телефона.
Ты забери нас на выписку, дедушка, милый...
Да, он похож на меня. Молока хоть залейся,
Так что не надо ходить по утрам за кефиром.
С мамой таскаем коляску по лестнице вместе.
Мама и Данька смеются. А я -- закурила.
6.
Папа, привет. Я сегодня сменила мобильник.
Вновь увели из кармана. Второй за три года.
Данька в саду до обеда. Он рыжий и сильный.
Просит собаку. Доводит меня до икоты.
Да, все на той же работе. Мы с Дмитрием вместе.
Снова сошлись. Расставаться на время не больно.
С Данькой с балкона вчера я горланила песню.
Ту, про медведей и Умку. Про Северный полюс.
PS:
Ложкой снег мешая, ночь идет большая...
Menthol_blond, 09.03.09
The_Empress
25.01.2010, 19:37
Дурак
Нам по три. «Отдай лопатку, дурак! Вот как дам тебе сейчас по башке!»
…Помню, как я со всех ног удирал с ярко-розовой лопаткой в руке.
Утешать тебя сбежался весь двор, дружно ринулись за мной пацаны,
Я с разбегу налетел на забор – вот попало от отца за штаны!
Нам по семь. «Сидеть с тобой – ни за что! С дураками не дружу, так и знай!»
Ты в смешном зелёно-красном пальто. «Я домой. Идёшь со мной – догоняй!»
«Я зато читаю лучше, чем класс, и колов не приношу в дневнике!»
«Ну и что? А я сильнее в сто раз, и как дам тебе сейчас по башке!»
Нам пятнадцать. «Дашь задачу скатать?» Подмигнула: «А в кино пригласишь?»
«Лучше сам тогда решу. Ладно, в пять приходи к кинотеатру. Но, слышь, -
Без подружек, и потом – чтоб молчок!» Ты краснеешь и киваешь в ответ.
И мгновенно стал ненужным урок: ведь не зря был куплен лишний билет!
Нам семнадцать. «Поступила, прикинь! Я так счастлива! Пошли отмечать?»
Разливается июньская синь, тёплым облаком лежит на плечах.
«Ты куда теперь?» - «Не знаю пока, скоро в армию идти – подождёшь?»
«Подожду…» - и задрожала рука. «Побежали? Собирается дождь».
Нам по двадцать. «Ухожу. Навсегда. Встретил девушку – прощай и прости».
…Дни сочатся, как сквозь пальцы вода – ничего не остаётся в горсти.
Дом, работа, никакой красоты, без тебя всё - пустозвон-пустоцвет.
Всё мечтал: к тебе приеду, а ты: «Нагулялся, мол, дурак? Ну, привет!»
…Говорили, возвращалась домой поздно ночью, через парк напрямик,
Говорили, крался вслед за тобой незнакомый полупьяный мужик.
Говорили, через сутки нашли, в том же парке, ты была чуть жива.
Говорили, что спасти не смогли…
Вот и тридцать. А тебе – двадцать два.
…С днём рождения - тебе двадцать два. Я принёс тебе красивый букет.
Знаешь, ты на сто процентов права – я дурак, каких не видывал свет…
Не перечил бы упрямой судьбе – не глушил бы самогон под крестом.
Мне уже за пятьдесят. А тебе - как всегда… Пойду. Дурак-дураком…
(с) _lada (Из ЖЖ)
Я смогу без тебя. Знаешь: это совсем несложно –
До отказа забить пыльный день чередой событий.
Не терзать ICQ, не смотреть на дисплей тревожно,
Удалить смс. …Как не верящий в сказку зритель.
Фотография в цифре – удобная, право, штука.
Ни обрывков, ни пепла – лишь разом свободные биты.
«Вы уверены?» «Да!» Сердце ребер коснется стуком.
И тебя больше нет. Слышишь? Нет! Мы с тобою квиты.
За теплом монитора давно золотая осень.
Отфильтрована хлябь вновь оконным стеклом и чаем.
Я начну все сначала, тебя, словно кожу, сбросив.
Только ты не звони. Я и так невозможно скучаю.
(Н. Способина)
Папский городок
26.01.2010, 15:17
Предрассветный вальс.
Ленинградцы мои, вы не дети мне, нет!
Не Джамбул я; куда мне до старца, ей богу!
Вы мне братья и сестры, и глаз ваших свет
Озаряет тернистую эту по жизни дорогу.
Ленинградцы мои, вы - и гордость, и боль...
Человечество - кроха и центр Вселенной!
Я в столице своей и в ауле любом
Преклоняю пред знаменем вашим колена.
Двух свечей за столом огоньки -
Как Ростральных колонн маяки.
Сколько зим, сколько лет я, встречая рассвет,
Вспоминаю о вас, дорогие мои земляки.
В мое сердце вы гордо вошли,
Как в Неву на парад корабли.
С вами веры одной, и не надо другой!
Снится город один мне вдали от родимой земли...
Я прошу у судьбы не отринуть меня
От проспектов прямых и от статуи гордой;
И пусть сердце мое вечно жалит змея,
На которую конь опирается твердо!
Пусть на Заячем острове нам о часах
В полдень выстрелом гулким напомнит орудье;
И пусть в небе кораблик на всех парусах
Вечно мчится к его ожидающим людям!
Ленинградцы мои, вы не дети мне, нет!
Дан один нам отец - и не надо другого!
Пусть он вечно летит на горячем коне:
До скончания века мы - дети Петровы... (А. Розенбаум)
#2384
Жуть какая...
Сколько девочек по Земле до смерти ищут папу...Хоть в ком-нибудь...Хоть кусочек....................
мама Чоли
28.01.2010, 15:35
Я тебя никому не отдам -
Замерзающий плакал котенок,
Умудренный не по годам,
Рыл он снег серебристый под кленом.
Навсегда я останусь с тобой,
Я спасу нас обоих от стужи,
Потому что под этой луной
Мне никто больше в мире не нужен,
Я сейчас закопаю нас в снег,
Там тепло, отогреются лапки,
Мимо быстро прошел человек,
В зимней куртке и пуховой шапке.
А потом все опять расцветет,
Будет солнце сиять над землей,
И никто никогда не поймет,
Что пришлось пережить нам с тобой.
Ты держись, не смотри, что я мал,
Что в кровь изодрались лапки,
Я не выдохся, просто устал,
Ничего, нам помогут боги,
Нет, серьезно, я слышал о них,
Есть такие кошачьи боги.
Даже ветер в долине стих,
Слушал сказ малыша у дороги.
А котенок копал и копал,
Вспоминая о солнечном лете,
Он, безумец, еще не знал,
Что остался один на свете.
Рядом с ним, на седом полотне,
Еще теплое тело лежало,
А из глаз, по мохнатой щеке,
Золотая слезинка бежала.
Эй, малыш, перестань копать,
Все-равно ей уже не поможешь,
Будет лучше тебе поспать,
О нее погреться ты сможешь,
Но безумец не слышит, сопит,
Он не сдастся теперь холодам
И упрямо во мглу твердит,
Я тебя никому не отдам.
Время - за полночь, люди спят,
Находясь в поддельном раю,
У котенка глаза блестят,
Он закончил работу свою,
Тихо, тихо ступая на снег,
Подошел туда, где трупик лежал
И почти как человек,
Он на ушко ей прошептал-
Милая, милая моя, я с тобой,
Я тебя никому не отдам,
Я у клена, под снежной горой,
Нам построил постельку, мам,
Он туда перенес ее,
А потом закопался сам,
Колыбельную пел мороз,
Но ее не услышать вам,
Колыбельная эта для тех,
Кто любовью всю жизнь живет,
Забывая о бедах своих,
Только верность в крови несет,
Он, безумец, в холодном снегу,
Он за ближнего душу отдал,
До последнего мига, в бреду,
Он за шею ее обнимал.
К огромному сожалению, автор неизвестен
Lapyshka
28.01.2010, 16:08
Реву в три ручья :041::041::041::041::041::041::041:
Lapyshka
28.01.2010, 16:18
Время....Ни черта оно не лечит.
Это только кажется,что легче.
Это только глубже...Но тревожней.
Это только мы к себе все строже.
Хоть похоже,будто боль уходит-
Ничего с годами не проходит.
Если вдруг утихло,замолчало-
Значит больно не было сначала.
Хорошо,что не было.Иначе...
Это только с виду я не плачу.
Это только внешне жизнь прекрасна,
А внутри-себе,и то не ясно.
Время забывать,довольно боли...
Только как?Веревкою на горле?!
Лезвием по венам,или с крыши?..
Это только кажется,что тише.
Это только кажется,что легче...
Время...Ни черта оно не лечит....
Зову, упрекаю, надеюсь и спорю,
молю, обвиняю, прощаю, кляну...
И горе моё -
настоящее горе,
во всю ширину
и во всю глубину!
Я в счастье не верю.
Так замятью снежной
не верят в сирень, в стрекотанье,
в дожди...
А всё-таки будет.
Придёт.
Неизбежно.
Не хочешь - не верь,
не умеешь - не жди.
А всё-таки будет.
И с тою же страстью
я счастью в глаза
изумлённо взгляну,
и будет оно,
настоящее счастье,
во всю ширину
и во всю глубину!
Вероника Тушнова.
*Lucky RabbiT*
29.01.2010, 01:32
Доброта.
Если друг твой в словесном споре
Мог обиду тебе нанести,
Это горько, но это не горе,
Ты потом ему все же прости.
В жизни всякое может случиться,
И, коль дружба у вас крепка,
Из-за глупого пустяка
Ты не дай ей зазря разбиться.
Если ты с любимою в ссоре,
А тоска по ней горяча,
Это тоже еще не горе,
Не спеши, не руби с плеча.
Пусть не ты явился причиной
Той размолвки и резких слов.
Встань над ссорою, будь мужчиной!
Это все же твоя любовь.
В жизни всякое может случиться,
И коль ваша любовь крепка,
Из-за глупого пустяка
Ты не должен ей дать разбиться.
И, чтоб после себя не корить
В том, что сделал кому-то больно,
Лучше добрым на свете быть,
Злого в мире и так довольно.
Но в одном лишь не отступай:
На разрыв иди, на разлуку,
Только подлости не прощай
И предательства не прощай
Никому: ни любимой, ни другу!
Эдуард Асадов.
Не забывайте тех, кто любит вас и ждет,
Не забывайте тех, кто помнит вас и ценит,
Ведь в этой жизни все когда-нибудь пройдет,
Но есть сокровища, которые нетленны.
Не обижайте близких, жизнь так коротка,
Храните верность и любовь. Все в мире тленно.
И возвращайтесь в отчий дом, ведь там всегда
Вас ждут и любят, просто любят неизменно.
В ночной тиши мы размышляем иногда
О том, что жизнь земная очень неспокойна.
Менять мы можем бесконечно города
И место жительства, но все же нужно помнить:
Не обижайте близких, жизнь так коротка,
Храните верность и любовь. Все в мире тленно.
И возвращайтесь в отчий дом, ведь там всегда
Вас ждут и любят, просто любят неизменно.
Не нужно ранить в сердце, раны ведь болят.
Но тот, кто любит, все простит и все забудет.
И время лечит, - так ведь люди говорят,
Не опоздай сказать "прости" тому, кто любит..
menya zdes' net
30.01.2010, 23:29
"Сердце"
Кто видел сердца
Сморщенный комочек
В растворе банки
Крышкою прижатый,
Тот никогда уж больше
Не захочет
Его с любовью
Смешивать крылатой.
И рисовать его
Так упрощенно -
Два полукружья
Замкнутой короной,
Прислушиваться
К стуку.
Ждать ответа...
Кто слышал сердце,
Тот молчит об этом.
Стучит о ребра
Сгустком острой боли
Всего лишь орган
Для подачи крови.
автор: ЕС
ALEX_VERUM
03.02.2010, 00:51
***
Я люблю смотреть на огонь,
Когда дождь за окошком льёт,
Когда добрый крылатый конь
У порога копытом бьёт.
Если б я умел рисковать,
Я б давно коня подковал.
Если б я умел рисовать,
Я б ночами сны рисовал.
А разлуку — её, представь,
Только ночью и врачевать:
Ты под ковриком ключ оставь,
Может, я приду ночевать…
Может, я и вправду вернусь,
Снова в комнате наслежу,
И вина не пить поклянусь,
Да слов опять своих не сдержу.
Так что гони меня взашей,
К чёрту гони.
Только дура слёзы льёт
Из-за стишка.
Платья белого не шей,
Да не брани,
Если сердце вдруг кольнёт
Исподтишка.
Я люблю курить у окна,
И на небо, сквозь дым, смотреть.
Понимая, что жизнь — одна,
Да и та из грехов на треть.
Если б я умел обещать,
Я б такого наобещал…
А если б я хотел совмещать,
То давно б уже совмещал…
Но нам замены друг другу нет:
Ты простишься, а я — прощу,
Ты покрасишься в рыжий цвет,
А я бороду отпущу.
С понедельника, в сотый раз,
Слово дашь — всё начать с нуля,
Но написан давно рассказ,
Что про цаплю и журавля…
Виктор Третьяков
петрушка
03.02.2010, 10:12
Ты любишь детей, запах яблок, брюнеток, закаты.
Ты любишь вокзалы, перроны, толкучку, отъезды.
Ты любишь богов – пока они молоды и не распяты.
Ты любишь дышать – так, что сердцу становится тесно.
Ты любишь «Pink Floyd» (ставлю «I Wish You Were Here»).
Ты любишь напиток горячий и антрацитово-черный.
Ты любишь те книги, чьи строки горчат, словно хина.
Ты любишь, когда расползается сумрачный морок.
Ты любишь смеяться – порою над собственной болью.
Ты любишь свободу, воздушные ямы и замки.
Ты любишь (ну слаб человек!) отравить себя колой.
Ты любишь, чтоб мир в объективе – родился и замер.
Ты любишь Москву в окольцовке тенистых бульваров.
Ты любишь Фонтанку, где ветер и Клодтовы кони.
В последней строке – так уж вышло – немного PR’а.
Ты любишь меня. Очень нежно. Тихонько-тихонько…
катерина молочникова
Что нашуршали зимние шины машин?
Что там тебе обо мне нарассказывал сонник?
Выйди под дождь и слизывай капли с ладоней.
Радость моя, распрямись в полный рост и дыши.
Перефразируем – пусть босиком, только вверх.
В сторону Свана, сбросив одежду и обувь.
Смех… я люблю твой коричнево-бархатный смех…
Мы не в себе, однозначно. И как же удачно, что оба!
Оттепель. Руки – в карманы, а варежки – в шкаф.
Шалая музыка – видимо, Леннон и дети.
Зря ты не слушал базары за завтраком, Кант, –
мы доказали наличье отсутствия смерти!
Я не прощаюсь. Я непременно приснюсь –
перед рассветом – картинно-классически-алым.
Манит крылами с той стороны зазеркального зала
ангел на шпиле, стигматно пронзившем ступню.
катерина молочникова
петрушка
03.02.2010, 10:15
Абанамат, мой друг...
Под стоны выдыхающих бобров,
под причитания утопшей бедной Лизы
влетит в туннель лихой вагон метро,
ведомый флегматичным машинистом.
Так лейся, песня! Плачь о сентябре,
что неизбежно истекает по минутам.
И украшает выпуклый конгрев
последнее изданье "Кама-сутры".
А судьи - кто? За древностию лет -
уйди, очарование печали -
годами ты писало мой портрет...
О насморк... и о кашель... Я скучаю.
Мой бог, как я скучаю по тебе -
по звукам голоса и отблескам улыбки...
Так сколько там натикал наш Биг-Бен?
Да, я хандрю! Скорей включите скрипки!
Искусство издеваться надо собой
дано не без разбора и немногим.
Депрессия? Ату ее! Тубо!
Какие нам предсказаны дороги,
какие нам построены дома -
там росписи на стенах - чисто Брейгель!
Абанамат, мой друг... А-ба-на-мат.
Ты все поймешь - недаром мы коллеги.
Я столько раз сжигала свой Париж,
но никогда не пропивала имидж.
Ты все поймешь... И, может быть, простишь.
А, если повезет, то даже примешь.
И время выкинет шальное антраша,
и Пастернак стекает каплей воска...
А все же - жЫзнь чертовски хороша!
Любимый, полистай мне на ночь Босха.
Розенбаум Александр
По снегу, летящему с неба 1988 г.
По снегу, летящему с неба,
Глубокому белому снегу,
В котором лежит моя грусть,
К тебе, задыхаясь от бега,
На горе свое тороплюсь.
Под утро земля засыпает
И снегом себя засыпает,
Чтоб стало кому-то тепло.
Лишь я, от тоски убегая,
Молю, чтоб меня занесло.
И каналы тянут руки серые ко мне.
И в ладонях их уже не тает белый снег.
И в ладонях их уже не тает белый снег.
Сыграйте мне, нежные скрипки.
Светает. Написан постскриптум,
И залит обрез сургучом.
Пора, грянет выстрел, и, вскрикнув,
Я в снег упаду на плечо.
Хочешь, эту песню не слушай.
Дверью хлопну - легче не станет.
Только не бередь мою душу.
Только не тревожь мои раны.
Снова с неба падают звезды,
Снова загадать не успею.
Жить мне вроде бы и не поздно...
Только просто так не сумею.
Кончилось на раз, без агоний,
без истерик, режущих ночи -
то, чего я больше не помню...
то, чего ты больше не хочешь...
Не пишу, как дОлжно бы другу...
Не звонишь, боишься поранить...
Очень неудобная штука
эта бестолковая память...
Нет, не боль - подобие боли
мы себе молчанием дарим...
Нами не заказанный столик
не пустует в маленьком баре...
Ты теперь на верной дороге -
я теперь другому невеста...
Что они наделали - боги -
спутали и время и место...
Черные на кипенно белом
строчки им попали в немилость...
Ты ведь мог бы, да?... Но не сделал...
Я могла бы... Но... не решилась...
...и храним, тая друг от друга,
всё, что было связано с нами...
Очень неудобная штука
эта бестолковая память...
Елена Ломакина
Пэм надевает смешной мешковатый свитер,
Грубая вязка, с карманами - здесь и здесь.
Старые джинсы, что на коленях вытерты,
Стали тесны. В остальные уже не влезть.
Этот сутулый мальчик на ней не женится.
Ну и не надо… подумаешь! Сам урод!
У Пэм задержка три с половиной месяца.
И она всё надеется: может, ещё пройдёт.
До выпускных экзаменов - уйма времени,
Географичка опять невзлюбила Пэм.
Что-то всё время ноет в области темени,
То ли бейсболка жмёт, то ли груз проблем.
Маме не до неё, мама снова в депрессии,
Прячет в комоде справку, глядит в окно.
В справке написано «фибромиома в прогрессии» -
Пэм почитала тайком, но ей всё равно.
Ей всё вокруг представляется кинематографом,
Ей всё вокруг - одинаковое на вкус.
Этот сутулый мальчик метит в фотографы
И уезжает в какой-то столичный ВУЗ.
Елки не будет. Какие тут, к чёрту, праздники?
Нет даже снега толком, всё дождь и дождь.
Что он там говорил про «такие разные»?
Что он над ней смеялся «чего ревёшь»?
Рано темнеет. Мама заходит в комнату,
Свет включает - на большее нету сил.
И выключает тут же! И думает: «Что это?..
Ну, чёрт побери! Ну кто тебя, Пэм, просил?..»
(с) Елена Касьян
Анна Ахматова
Я улыбаться перестала,
Морозный ветер губы студит,
Одной надеждой меньше стало,
Одною песней больше будет.
И эту песню я невольно
Отдам на смех и поруганье,
Затем, что нестерпимо больно
Душе любовное молчанье.
Майя Борисова
А если не дано большой любви,
Единственной, ты виновата разве?
Бесплодьем сердца бога не гневи,
Люби, как можешь: коротко и разных.
Вот только, чтоб нечестною не стать,
Не именуй парчой лоскутья ситца.
Парча нетленна. Ситцу же - носиться,
Меняться, мяться, в стирках выцветать.
Но в смертный час придут согреть тебя
Все те, кого ты лаской оделяла.
Лоскутное - а все же одеяло
Под черным сквозняком небытия...
Что-то меня на лирику сегодня тянет...
ДИАЛОГ У НОВОГОДНЕЙ ЕЛКИ
— Что происходит на свете?— А просто зима.
— Просто зима, полагаете вы?— Полагаю.
Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю
в ваши уснувшие ранней порою дома.
— Что же за всем этим будет?— А будет январь.
— Будет январь, вы считаете?— Да, я считаю.
Я ведь давно эту белую книгу читаю,
этот, с картинками вьюги, старинный букварь.
— Чем же все это окончится?— Будет апрель.
— Будет апрель, вы уверены?— Да, я уверен.
Я уже слышал, и слух этот мною проверен,
будто бы в роще сегодня звенела свирель.
— Что же из этого следует?— Следует жить,
шить сарафаны и легкие платья из ситца.
— Вы полагаете, все это будет носиться?
— Я полагаю,что все это следует шить.
— Следует шить, ибо сколько вьюге ни кружить,
недолговечны ее кабала и опала.
— Так разрешите же в честь новогоднего бала
руку на танец, сударыня, вам предложить!
— Месяц — серебряный шар со свечою внутри,
и карнавальные маски — по кругу, по кругу!
— Вальс начинается. Дайте ж, сударыня, руку,
и — раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два-три,
раз-два-три!..
vBulletin® v3.8.7, Copyright ©2000-2025, Jelsoft Enterprises Ltd.